Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

8. Продукция, производимая неформальными работниками обычно дешевле и ориентирована на низкодоходные группы населения. Формализация ведет к удорожанию товаров и услуг и, соответственно, сказывается на потреблении, затрагивая при этом материальные интересы самых бедных слоев населения. Кроме того, часто дешевая продукция формальных предприятий продается на рынках, где многие торговцы остаются в неформальном или полуформальном статусе. Формализация торговых каналов в таком случае также ведет к вытеснению подобной продукции из оборота и, потенциально, к закрытию соответствующих предприятий, не готовых к полноценной конкуренции в полностью формальном поле.

Конечно, все эти компенсационные эффекты не всегда оказываются достаточными. Но даже когда между неформальностью и экономической эффективностью обнаруживается отчетливая отрицательная связь, это еще не означает, что неформальность можно рассматривать в качестве непосредственной причины низкой производительности или низких темпов экономического роста. Между высокой неформальностью и низкой производительностью может наблюдаться корреляция, но при этом отсутствовать прямая причинно-следственная связь, если они являются следствиями каких-то иных, общих для них причинных механизмов. Если это так, то тогда далеко не очевидно, что формализация занятости способна сама по себе служить катализатором роста производительности труда [Oviedo et al., 2007].

С известной долей условности можно выделить два больших класса объяснений, используемых при анализе динамики неформальности [OECD, 2009]. Первый выводит ее из характеристик экономического роста, второй – из характеристик институциональной среды. Хронологически «экономические» объяснения появились раньше, так что на начальных стадиях изучения проблемы неформальности основное внимание исследователей было приковано именно к ним. Интеллектуальный ландшафт резко изменился после публикации классической работы Э. де Сото «Другой путь» [Сото, 2008], в которой присутствие в экономике Перу огромного числа мелких неформальных предприятий объяснялось сверхзарегулированностью бизнеса в сочетании с некомпетентностью и коррумпированностью политической власти и слабостью судебной системы. Его идеи положили начало разработке множества разнообразных «институциональных» концепций.

Конечно, ссылки на действие экономических и институциональных факторов не столько исключают, сколько дополняют друг друга. В большинстве современных исследований они присутствуют в тех или иных сочетаниях одновременно, тем более, что качество институтов само по себе выступает важнейшим фактором, во многом определяющим траектории экономического развития различных стран. Однако в первом приближении конкурирующие объяснения все же могут быть разделены на «экономические» или «институциональные». Основное различие между ними можно выразить так: первые предполагают, что неформальность будет автоматически отступать по мере развертывания экономического роста, так что главной задачей является устранение препятствий на его пути; вторые исходят из того, что этого недостаточно. Более того, при определенных условиях сам экономический рост может вести к замещению формальной занятости неформальной. Наше последующее изложение будет строиться исходя из этого условного деления.

Неформальность и экономический рост. Какова связь неформальности с динамикой экономического развития? Фактически с постановки этого вопроса и началось изучение данной темы. Согласно интеллектуальной традиции, идущей от М. Вебера, современная индустриальная капиталистическая экономика – это формализованная экономика, институциональный фундамент которой составляет обязательный для всех набор обезличеннных универсальных правил (правовое государство) и рациональная бюрократия [Вебер, 1990]. Поэтому первоначальный ответ был прост и однозначен: формализация – необходимый и неизбежный побочный продукт движения по пути индустриального развития. Чем выше уровень ВВП на душу населения, достигнутый той или иной страной, тем меньше в ней должна быть доля работников, сконцентрированных в неформальном секторе. Существование подобной закономерности может объясняться действием нескольких факторов.

Во-первых, в формальном секторе возможности для повышения производительности труда (например, за счет накопления капитала) шире, чем в неформальном, и, следовательно, устойчивый экономический рост невозможно обеспечить без формализации занятости основной части рабочей силы. Во-вторых, сдвиги в структуре экономики – от сельского хозяйства к промышленности – влекут за собой аналогичные сдвиги в структуре занятости. Но степень формализации трудовых отношений в промышленности на порядок выше, чем в сельском хозяйстве. В-третьих, переход к крупному машинному производству, способному обеспечивать значительную экономию на масштабе, предполагает концентрацию больших масс работников на крупных по размеру предприятиях, образующих «ядро» формальной экономики. В-четвертых, по мере роста доходов населения более дешевые и худшие по качеству товары и услуги, производимые неформальным сектором, начинают замещаться в структуре потребления более дорогостоящими и лучшими по качеству товарами и услугами, производимыми формальным сектором. В-пятых, чем выше благосостояние общества, тем длительнее то время, в течение которого индивиды, оставшиеся без работы, могут позволить себе заниматься поиском «хороших» рабочих мест в формальном секторе вместо того, чтобы сразу «хвататься» за «плохие» рабочие места в неформальном. В-шестых, в более благополучных и зажиточных обществах люди выше ценят различные блага, являющиеся спутником формальности (охрану труда, законодательную и судебную защиту от увольнений, возможности участвовать в пенсионной системе, банковские услуги и т. п.). Как следствие, приток в неформальную занятость уменьшается, тогда как в формальную – возрастает.

Под действием всех этих механизмов соотношение между формальной и неформальной занятостью должно последовательно меняться по мере развертывания экономического роста в пользу первой за счет второй [14]. Если же этого почему-либо не происходит, если неформальная занятость остается высокой или даже увеличивается, то причины следует искать во внутренних расстройствах самой «машины» экономического роста. Либо она практически не работает (темпы роста близки к нулю), либо ее функционирование серьезно искажено.

Исторически современный экономический рост был неразрывно связан с процессами урбанизации и индустриализации, причем развитие промышленного производства выступало в качестве главного драйвера повышения производительности и расширения занятости во всей экономике [Pieper, 2000]. Поэтому в длительной исторической перспективе он действительно сопровождался последовательным увеличением массива формальных и сокращением массива неформальных рабочих мест. Этот вывод хорошо согласуется с имеющимися межстрановыми данными [OECD, 2009; Oviedo et al., 2007; Fialova, Schneider, 2011]. Из них следует, что между душевым ВВП и долей неформальной занятости существует сильная отрицательная связь: чем богаче страна, тем у́же в ней охват работников неформальной занятостью. Эта связь сохраняется независимо от того, какие индикаторы используются для измерения уровня неформальности на рынке труда – доля всех неформально занятых, доля самозанятых, доля занятых на микропредприятиях, доля работников, не охваченных схемами социального страхования. Зеркальным отражением той же закономерности можно считать устойчивую положительную корреляцию, наблюдаемую между индикаторами бедности и неформальности: чем больше в стране бедных, тем, как правило, выше оказывается в ней доля работников, занятых на неформальной основе [OECD, 2009].