Елена Пономарева - Пре$тупный интернационал в центре Европы. Как NATO создают государства-бандиты

Демонстрации в крае сопровождались саботажем на отдельных предприятиях. Националисты использовали любые методы, вплоть до угроз физического истребления сербов и черногорцев. Албанцы оскверняли памятники культуры, православные церкви и кладбища, поджигали дома, убивали людей, насильственно занимали землю сербов, ограничивали их свободу передвижения. Следствием событий 1981 г. стал очередной массовый отъезд сербских семей из края. Только в этот год из 1451 населенного пункта в 635 не осталось ни одного серба. На протяжении десяти лет после этого восстания на территории края фактически царил албанский террор, остановить который было трудно, практически, невозможно. Осенью 1988 г. уже семь из 23 общин края были этнически чистыми. Постоянный процесс выселения из автономного края сербов стал важнейшим индикатором кризиса. Кто мешал официальному Белграду тогда навести порядок? Почему в 1980-е годы не были пресечены жестокие преступления против сербского населения? Заговор? Предательство? Ошибка? Непонимание?

Непонимания происходящего не было точно. Я склоняюсь к тому, что имели место и заговор, и предательство. В сентябре 1986 г. Сербская Академия наук и искусств обнародовала меморандум, в котором не только была дана беспощадная оценка происходящему в крае, но и с невероятной точностью спрогнозировано развитие ситуации. Приведу лишь некоторые выдержки из этого документа — курсив везде мой.

«Сербскому народу весной 1981 г. объявлена на самом деле специфическая, но открытая и тотальная война, подготовленная в разные периоды административными изменениями. Проводимая с умелым применением различных методов и тактик, с разделением ролей, при активной, а не только пассивной и не очень скрываемой поддержке отдельных политических центров в стране — более губительная, чем та, которая приходит от соседей — эта открытая война, которой мы все еще не глядим прямо в глаза и которую не называем ее настоящим именем, раскручивается уже почти пять лет. Однако она длится намного дольше, чем вся освободительная война в нашей стране, от 6 апреля 1941 г. до 9 мая 1945 года. Мятеж балистов в Косове и Метохии перед самым концом войны был в 1944–1945 гг. подавлен вооруженным путем, но, похоже, не побежден политически. В его сегодняшнем облике, наряженный в новое содержание, он развивается более успешно и приближается к победному исходу. Правильного обращения с неофашистской агрессией не было; до сих пор применяемые меры только удалили эту агрессию с улиц, но, в сущности, только усилили ее расистские мотивы, несменяемые цели, которых надо достичь любой ценой и любыми средствами…

Насилие, которое веками прореживало сербское население КиМ, сейчас, в наше время, получает свое неумолимое завершение. Выселение сербов из Косова и Метохии в СФРЮ по своему объему и характеру превосходит все предыдущие этапы этого великого исхода сербского народа. Иован Цвиич в свое время оценивал, что во всех переселениях, начиная с того великого под руководством Арсения Чарноевича в 1690 г. и заканчивая первыми годами нашего века, было изгнано более 500 тыс. сербов. Из этого количества в период между 1876 и 1912 гг. — около 150 тыс. сербов были вынуждены оставить свои очаги из-за сурового террора местных и привилегированных албанских башибузуков. Во время последней войны изгнано более 60 тыс. сербских колонистов и старожилов, но после войны эта волна выселения пережила настоящий прилив: за последние двадцать лет Косово и Метохию оставили около 200 тыс. сербов. Остаток остатка сербского народа не только постоянным и неизменным темпом покидает свою землю, гонимый, по всем сведениям, насилием и физическим, моральным и психологическим террором, но и готовится к своему окончательному исходу. Меньше чем за десять следующих лет, если положение дел существенно не изменится, то сербов в Косове больше не будет, а «этнически чистое» Косово, эта недвусмысленно высказанная цель великоалбанских расистов, закрепленная еще в программах и акциях Призренской лиги 1878–1881 гг., будет полностью претворено в жизнь.

Сегодняшняя судьба Косова — больше не «сложный» вопрос… Судьба Косова остается жизненным вопросом для всего сербского народа. Если он не будет решен справедливым окончанием упомянутой войны, если не будет установлена действительная безопасность и недвусмысленное равноправие для всех народов, которые живут в КиМ, если не будут созданы объективные и долгосрочные условия для возвращения выселенного народа, то эта проблема Республики Сербии и Югославии станет и европейским вопросом с самыми тяжелыми, непредсказуемыми последствиями».

Знало ли об этом руководство Сербии? Безусловно. Оно не просто знало, но и серьезно опасалось «контрреволюционного подполья», его деятельности на ниве албанизации края и усиливало там деятельность МВД и службы безопасности. Однако со стороны руководства СФРЮ и других республик действия Сербии часто расценивались как унитаристские и подвергались резкой критике. Фактически, косовским вопросом пытались сдерживать «великосербские амбиции». В 1980-е годы стали активно обсуждаться и осуждаться «времена Ранковича».

Александр Ранкович (во время подпольной и партизанской борьбы известный как Лека Марко) с 1946 по 1966 гг. был министром внутренних дел Югославии, а также курировал Службу госбезопасности Югославии. По долгу своей деятельности боролся (в том числе и с помощью репрессий) с различными течениями коллаборационистов (словенские домобранцы, хорватские усташи, балисты), партизанским движением сербских националистов (четники), а также с косовскими и — шире — албанскими сепаратистами.

В 1980-е годы критики режима стали вспоминать его методы, приведшие, кстати, к замирению края, как одну из причин открытого сепаратизма и насилия, вспыхнувших после смерти Тито. Диссиденствующие интеллектуалы из Словении, Хорватии, КиМ связывали конфликтную ситуацию в крае 1980-х годов непосредственно с тем, что они называли «дискриминацией албанцев в экономической, общественной и национальной областях в период 1950–1960-х гг.», когда, по их мнению, как писал хорватский политический деятель С. Шувар, попирались конституционные права албанского населения, искажалась история албанского народа, не приветствовалось официальное употребление албанского языка, а служба государственной безопасности практиковала в отношении отдельных лиц физические расправы. «Времена Ранковича», прежде всего, в либеральных СМИ и среди оппозиционно настроенных югославскому режиму кругов подавались как символ «государственного террора» (Р. Чося) и унитарно-централистских устремлений сербов (Д. Биланджич). Как уже было показано, на самом деле все было совсем иначе.