Елена Пономарева - Карты миров. Дети Соловорана

Как-то заблудившийся теплый южный ветерок влетел в желтеющий лес. Он свернул за меловую гору и оказался на широкой равнине, разделенной тонкой ниткой ручья.

Ручей почти пересох за лето, но теперь, когда на дворе стояла туманная осень с её проливными дождями, он стал похож на маленькую речку. Холодные потоки лились тягучими студеными косами, неся с собой аромат прелых трав. Вдоль ручья по пологим берегам, покрытым желтым мхом, стояли заросли ольхи и дерна. Вдалеке виднелась тихая деревушка, разбросанная вдоль глубокого оврага. Земляные насыпи домов, покрытые камышом, оцепенели в ожидании предстоящего дождя. Ветер с налёту споткнулся о край крыши, увитой стеблями дикого чеснока, задрал солому и помчался лавой вниз, цепляясь за кусты розового шиповника. Крупные ягоды, вперемешку с листьями, рдевшими пожаром, покачивались на ветру, издавая тихое шуршание.

С той стороны чаши от хвойного леса начиналась тропа. Она пересекала деревеньку насквозь, извиваясь между невысокими хижинами. За крайним домом тропа резко распрямлялась, как стрела, неожиданно заканчиваясь у почерневшей от времени крепкой бревенчатой хижины. То было единственное в этих краях большое строение из брёвен. Непохожее и одинокое, оно стояло черной сопкой недалеко от ручья. Между брусьями виднелся выцветший от дождя и солнца мох. Местами он висел лохмотьями, напоминая растрепанные космы лесной колдуньи. Наверху дома лежала крытая дёрном крыша, – высокая и кривая, она была похожа на остов древнего корабля, неведомо откуда взявшегося в этом заброшенном краю. Местная детвора стремилась попасть в это таинственное жилище разными способами. Большей частью, они с большой охотой несли подношенье от своей семьи с надеждой услышать необыкновенные, пахнущие далёким солёным морем, истории.

Вдруг на серой тропинке, поросшей желтой травой, появились три деревенских мальчика. Бронзовые тела были обмазаны красной глиной, так, что они могли не бояться ветра. В руках у старшего был пахучий, завёрнутый в папоротник горшочек с пряной едой. Осторожно ступая крепкими босыми ногами, они стремились обогнать дождь. Громко обсуждая последнюю новость, мальчики шумно подошли к хижине. Вход был занавешен старой воловьей шкурой, скрывавшей дощатую дверь. Дверь была особым предметом восхищения деревенских, так как висела не на кожаных лямках, как у всех, а крепилась металлическими петлями.

Войдя внутрь, они увидели непривычную для них обстановку. Развешанные по стенам дома травы и коренья издавали головокружительные ароматы. Резкий запах дикой полыни смешивался с запахом мяты и корицы, а высокогорный имбирь с терпким духом драгоценного женьшеня. Посредине жилища стоял темный старый очаг. Около него сидела старая женщина, одетая в тканую одежду из крапивы. Тонкие высохшие запястья были перехвачены черными амулетами, издававшими при движении странные, чарующие звуки. То была хозяйка жилища, старая шаманка Шуе, обитавшая в этом доме много лет, с тех самых пор, когда дикие кабаны протоптали дорогу в нижний овраг. При виде детей она зашевелилась, повернула голову, и сетка глубоких морщин расплылась в широкую улыбку. Раздался голос, который звучал тихо, но властно. "Заходите, заходите, – довольно пробурчала она, с трудом поднимаясь. – Ставьте горшок и садитесь!". Она медленно двинулась навстречу детям. Старший мальчик, который принес еду, подхватил у младшего горшок с углями и высыпал их в очаг, где уже лежали сухие дрова. Из приоткрытой двери дунул шальной ветерок, и угли разгорелись огнем, быстро пожирая сухие ветки. Дым медленно потянулся вверх, распространяя по хижине приятное тепло.

Шуе достала котелок, который лежал среди прочей утвари, и вылила туда принесённую похлебку. По комнате разнесся запах баранины с гречневой кашей и чесноком, от которого у детей потекли слюнки. Бабушка улыбнулась, видя их заинтересованные лица, и достала три деревянные плошки. Младший нерешительно подался вперед, но старший его остановил.

"Нечего стесняться, – сказала старая женщина. – Садитесь, ешьте!".

Дети дружно взяли в руки предложенную еду и с удовольствием обмакивали кусочки лепёшки в густую кашицу. Быстро насытившись, они выжидательно уставились на хозяйку, почти гипнотизируя её.

– Ну, что вам еще? – спросила она.

– Сказку! Шуе, расскажи сказку! – загалдели они.

– Какую?

– Про духов!

– Про духов… каких, морских или лесных? Ну да ладно, гм – м, как же это начиналось. Забыла я…Ах, да, ну, конечно!

Она закрыла глаза, откашлялась и тяжело вздохнула. Голос старой шаманки поплыл по хижине, обволакивая и завораживая притихших детей. Он как бы раздвинул крепкие стены, забирая их целиком, вытеснил запахи и звуки, слившись с мокрыми осенними ветрами.

«Есть на свете мир, зовущийся с незапамятных времен Соловоран. В самом его центре раскинулась священным саваном долина духов, – начала Шуе. – Лежит она между двух тёмных скал, что стоят, как близнецы, вонзаясь в туманное небо. И только горный орёл может долететь туда, да старый шаман, знающий тайны жизни и смерти, приходит в долину за новыми заклинаниями. Ночь там темнее самой тёмной ночи, а день тёмный, как мрак, что за краем мира. Безлунными вечерами в центральных гротах слышен шум далёких звёзд, что издревле рассыпаны исполинами по седеющему небу. По преданию, долина эта – пылающее сердце Соловорана. В ней находится разлом, в который как в окно смотрят духи в иной мир. И могут они говорить там с человеком, пьяня его тайнами и тревожа его сердце. Духи могут уничтожить пришедшего, превратив его в тень, но могут одарить одним из трёх даров. Первый дар – это дар видеть невидимое, второй – созидать неосязаемое, а третий – ходить меж миров. Но, правда то или ложь – знать мне не дано. Знаю только историю одну, которая с эти местом связана. Вот её сейчас и расскажу.

В том мире стоял сумрачный полдень. Облака лились на землю хмурым светом. Миражом утренней луны маялись вдалеке бесконечные тёмно-зеленые горы. По их подземным пещерам, уходящим шахтами глубоко под землю, ползали механические гусеницы с алым знаком «V» на металлических боках. Они жадно охотились в недрах за какой-то неведомой добычей. Сокрыты были гусеницы от наивных глаз человеческих толщей земли, но ничто не ускользнёт от духов. Ибо духи и есть первобытная сущность, явившаяся древним провидением человека.

Свечи елей, шедших вдаль на сотни километров от гор, обрывались у широкой судоходной реки. Её девственные берега застыли в очаровании красотой цветочного поля, смотревшего на лес с противоположного берега. Вода в реке казалась тёмной, и ее мутные воды текли вдаль с незапамятных времен.