Наталия Проскурякова - Ипотека в Российской империи

Броский, как афоризм, вывод И. И. Кауфмана: «Ведь закрепощен был в пользу казны и помещиков не только труд, но и капитал» [160], – подчеркивает полное соответствие всей системы казенных банков дореформенной экономике страны. Своеобразие и противоречивость этой системы выражались в том, что рост вкладов происходил главным образом за счет роста товарности помещичьих хозяйств, производящих товарный хлеб, и развития внутренней торговли. В то же время эти вклады в значительной своей части использовались для поддержки феодального дворянского землевладения и крепостнического помещичьего хозяйства. Казенная монополия на банковский поземельный кредит сделала его доступным и надежным для дворян, придала ему налет благотворительности и способствовала, тем самым, формированию специфических черт российского помещичьего хозяйства и даже помещичьего менталитета. Поддерживая господствующее сословие, которое играло ключевую роль в управлении государством и было главным производителем товарного хлеба, кредитуя государство и обеспечивая ему в течение довольно длительного времени относительную финансовую стабильность, кредитная система первой половины XIX в. сыграла роль действенного механизма консервации самодержавно-крепостнического строя, пролонгируя его историческое время.

Вынужденная активизация экономической политики заставила правительство, ради направления новых денежных капиталов в начавшееся железнодорожное строительство, снизить проценты по вкладам и тем самым нарушить банковское равновесие – основу своей банковской монополии. Последовавший за этим отлив вкладов разрушил сам фундамент системы дореформенного государственного кредитования и поставил перед правительством вопрос о ее ликвидации. Принятие либерально-бюрократической модели освобождения крестьян (с землей за выкуп) сделало эту акцию неизбежной. В мае 1860 г. все старые кредитные учреждения были ликвидированы и их дела стали передаваться Государственному банку. Ипотечные долги дворянства были погашены в ходе выкупной операции. Так закончилась более чем столетняя история дореформенных русских банков, хотя ликвидация расчетов по упраздненным кредитным учреждениям продолжалась еще много лет.

Кредитная реформа была лишь прологом буржуазных преобразований 1860–1870-х годов, ознаменовавших начало нового царствования. Падение Севастополя подвело черту под созданной Николаем I системой. Война истощила финансы Российской империи, подорвала ее денежное обращение, обнажила многие недостатки гражданской и военной администрации. «Озлобление против порядков до 1855 года беспредельное и всеобщее» [161], – записал в своем дневнике в ноябре 1855 г. П. А. Валуев, видный чиновник, занимавший при Александре II пост министра внутренних дел (1862–1866 гг.). «Прежняя система отжила свой век, – вторил ему один из главных идеологов николаевской системы – известный русский историк М. П. Погодин. – Медлить нечего… Надо приниматься вдруг за все: за дороги, казенные и каменные, за оружейные, пушечные и пороховые заводы, за медицинские факультеты и госпитали, за кадетские корпуса и торговлю крестьян, духовенство, за воспитание высшего сословия, да и прочее не лучше, за взятки, роскошь, пенсии, аренды, деньги, за финансы, за все, за все…» [162]

Столкновение старых традиций и новых требований ставило Россию перед неизбежностью радикальных реше ний. «В силу особенностей государственного устройства и особенностей жизненного уклада России движение вперед было возможно лишь при содействии монарха. Александр II мог выбирать только между вариантами реформирования строя, но не между старой, николаевской системой и новым порядком. Реформы и составили суть его царствования» [163]. Они охватили основные сферы общественной жизни: экономику, административное управление, судебную систему, армию, культуру. Однако общий замысел состоял в том, чтобы провести модернизацию при условии сохранения монархии.

Отсюда его политика «немыслимых диагоналей» (П. А. Валуев), полная непоследовательности и противоречий. Уже в середине 1860-х годов начинается постепенное отстранение либералов от власти. Поляризация политических сил, нарастание волны революционного экстремизма стали серьезными препятствиями для начавшейся в стране «перестройки». Реформы продолжались, но вяло, медленно, непоследовательно. Активизация внешней политики (решающим событием в которой стала Русско-турецкая война 1877–1878 гг.) и имперских притязаний (присоединение Средней Азии) не способствовали, как на это рассчитывало правительство, внутренней стабилизации. Напротив, подготовленная министром финансов М. Х. Рейтерном денежно-валютная реформа, необходимая для продолжения начатых преобразований, была сорвана. В стране нарастал политический кризис, усугублявшийся террористической деятельностью революционеров-народников, поставивших своей целью убийство императора. В феврале 1880 г. для подавления революционного движения Александр II предоставил диктаторские полномочия известному государственному и военному деятелю генералу М. Т. Лорис-Меликову. Умный, гибкий, дальновидный политик Лорис-Меликов понимал свою задачу более широко. Генерал стремился убедить императора в необходимости уступок общественному мнению и создания в стране элементов выборного представительства «в высших эшелонах власти». По существу, речь шла о весьма ограниченной конституции, но 1 марта 1881 г. Александр II был убит революционерами-террористами.

Трагическая смерть Александра II от рук народовольцев роковым образом повлияла на правительственный курс. Новый император Александр III в специальном Манифесте от 29 апреля 1881 г. заявил о незыблемости самодержавия как неизменного принципа российской истории и вершины российского государства. Однако изменение политического курса не вызвало поворота в экономической политике и не могло сделать другим содержание экономического развития.

Размышляя о будущем России, Александр III видел ее страной аграрной, земледельческой, главное богатство которой – хлеб. Но при этом он хорошо понимал, что сохранить статус великой державы Россия сможет, лишь развивая свою промышленность. Только высокий уровень индустриального развития мог обеспечить военную мощь империи, утверждение ее на мировом рынке и сохранение ее целостности. Яростная критика «экономического либерализма» предшествующего царствования и противопоставление ему, говоря современным языком, модели «национальной экономики» имели скорее пропагандистский характер. Процесс экономической модернизации продолжался, принимая, правда, все более консервативно-этатистский характер. Это проявлялось в том, что самым действенным средством подъема производительных сил, основной формой регулирования экономического развития и государственного контроля над ним становился правительственный протекционизм. Характерное для предшествующего периода «свертывание» государством своей непосредственной предпринимательской деятельности сменилось сознательным ее расширением, особенно в области железнодорожного хозяйства и сфере ипотечного кредита. Идейным оформлением этой линии стали национализм («Россия для русских») и актуализированный во всех областях экономической и социальной политики сословный принцип.