Георг фон Вальвиц - Одиссей против хорьков. Веселое введение в финансовые рынки

За счет резкого повышения курса вдруг образуются огромные богатства. Это вызывает невероятный ажиотаж. На старой бирже царит переполох, торги вскоре перемещаются под открытое небо, на Вандомскую площадь и к Отелю де Суассон. Стража стремится сохранить тишину хотя бы в ночное время. Ло, постоянно сулящему разработку все новых луизианских месторождений, удается пробудить интерес к покупке у широких кругов населения, сбывая все больше акций по все более высоким ценам. Приток денег – благословение для государственной казны. Экономика, прежде страдавшая от недостаточного финансирования, вдруг оказалась наилучшим образом обеспечена ликвидными средствами. Дешево доставшееся богатство влечет за собой снижение налогов, и страна чудесным образом вновь начинает процветать. Но, увы, подобный подъем никогда не длится долго, и уже в 1719 году такой экономически подкованный наблюдатель, как Вольтер, деликатно заметил, что биржевой бум имеет больше общего с фантазией, чем с реальностью, добавляя, что «в Париже и впрямь с ума посходили» [3] Цитата из письма Вольтера (1719) к другу, парламентскому советнику де Женонвилю. Цит. по: Oevres de Voltaire. Tome LI. Correspondance. Tome I. Paris: Lefèvre, 1830. P. 61. .

Скепсис вполне уместен, когда начало и конец предприятия не вполне ясны, а середина непрестанно претерпевает изменения. В 1720 году система Ло рушится. Принц Конти, раздосадованный тем, что испытывает трудности с покупкой акций, отправляет гонца в Королевский банк с поручением обменять его банкноты обратно на золото. И хотя Ло отдает распоряжение выплатить Конти причитающуюся ему сумму, вмешивается герцог Орлеанский и удерживает деньги в пользу казны. Не самая лучшая идея, поскольку в банк тут же устремляется весь Париж, обуреваемый желанием избавиться от акций и банкнот. Ажиотаж меняет русло. Каждому вдруг становится ясно, что Королевский банк не в силах сдержать свое обещание в случае необходимости обменять ассигнации обратно на золото. Бумаги стремительно обесцениваются. В период с сентября 1719 по декабрь 1720 года официальный курс золота менялся 28 раз. Популярности бумажных денег это не способствовало, положение ухудшалось. В июле 1720 года начинаются массовые беспорядки. При попытке взять штурмом Королевский банк гибнут 15 человек.

Джон Ло – безрассудный мошенник, которому посчастливилось стать министром. У него достало смелости создать иллюзию с тяжелейшими реальными последствиями. Но мир обязан ему изобретением бумажных денег, введенных во Франции в качестве законного платежного средства во время его пребывания у власти, в 1717 году. Ло оплачивает долговые обязательства другими обязательствами (банкнотами), которые, в свою очередь, обеспечиваются очередными обещаниями (луизианским золотом). Во всей этой истории об обязательствах, которые невозможно будет ничем покрыть, о богатой экономической фантазии и слепой жадности бумажные деньги фигурируют как шанс для государства выплатить суммы, занятые в звонкой монете, с помощью всего-навсего фикции.

Но то наблюдение, что нехватка средств душит экономику, и мысль о том, что эту преграду можно преодолеть при помощи выпуска банкнот, не лишены оснований. С нынешней точки зрения наивной выглядит попытка установить доверие к бумажным деньгам, обеспечивая их при помощи безнадежно обесцененных акций. Их удается надежно ввести в оборот, лишь если есть уверенность, что денег не будет выпущено чересчур много. Для грамотного осуществления перехода от золота к бумаге Ло – не самый лучший министр, а Филипп Орлеанский – однозначно не самый лучший правитель. Джон Ло не обладает ни скепсисом, ни хладнокровной расчетливостью, ни скромностью, которая в мире финансов важна не меньше, чем дерзость, которой у него хоть отбавляй.

И вот его идеи довольно быстро вновь уходят в ту почву, которая их породила. Попытки внедрить бумажные деньги продолжаются, но практически всегда принимают дурной оборот: в какой-то момент ассигнаций оказывается выпущено больше, чем имеется в наличии драгметалла. Редко можно встретить учреждение, которое в силах было бы противостоять подобному искушению. Лишь 250 лет спустя в центральных банках золото и деньги окончательно будут разведены в разные стороны. Вот сколько времени требуется на то, чтобы вновь реабилитировать хорошую мысль, приведшую однажды к финансовой катастрофе. Сегодняшний мир нельзя себе и представить без необеспеченных денежных средств.

Последнюю на нашей памяти попытку обменять бумажные деньги на золото по установленному обменному курсу предприняли, по иронии судьбы, те же французы в 1971 году, осознав, что в целях финансирования войны во Вьетнаме Америка принялась печатать слишком много долларов и ее обещание в любой момент обменять доллар обратно на металл стало еще более невыполнимым, чем было раньше. Поскольку французы не прочь позлить американцев, они потребовали от них сдержать данное слово. И хотя из собственной истории им было ясно, что золотого запаса Америки они при этом так и не увидят, им по крайней мере доставляло удовольствие унизить своих лучших друзей. Американцы на требования Франции отреагировали точно так же, как в свое время герцог Орлеанский – на посланника принца Конти, и, отказавшись производить обмен, полностью перешли на бумажные деньги.

Нидерланды представляли собой грамотно управляемую общину. Купцы придерживались строгих правил, не страдая при этом ограниченностью, были уверены в себе и вместе с тем открыты миру, обладали финансовым чутьем и художественным вкусом. Франция же представляла собой государство, разваливающееся изнутри. Абсолютная власть монарха, созданная Ришелье, стала внешним ограничением по отношению к любому направлению общественного развития. То, что происходит на голландских биржах после 1602 года и на французских – после 1716-го, не отражает ничего иного, кроме как состояние общины на тот момент времени. Это словно картина нравов, написанная при помощи денег.

Совершенно понятно, что мир финансов сокрушается по своим амстердамским истокам, словно по потерянному раю. В качестве отправной точки те идеальные условия, наверное, следовало бы сохранить. Но история финансовых рынков сложилась иначе, и она полна то возникающих, то вновь исчезающих в небытии идей, поскольку деньги окрыляют, распаляют воображение и делают человека падким на иллюзии. Так же, как в политике, в искусстве, в педагогике – одним словом, в любой области человеческой деятельности, – в мире финансов то, что сегодня кажется неприемлемым, завтра может быть объявлено последним писком и единственно возможным решением лишь для того, чтобы послезавтра уже считаться откровенным абсурдом и вчерашним днем. Меняются обстоятельства, а с ними и мода, и пристрастия, а потому идеи либо воспринимаются, либо нет.