Ричард Овери - Сталин и Гитлер

В Германии установление полицейского и судебного аппарата репрессий должно было произойти в совершенно других обстоятельствах. В момент прихода Гитлера к власти в 1933 году законодательная система страны была независимой, тезис о верховенстве права оставался в силе, а департаменты политической полиции должны были действовать в соответствии с конституцией. Первая волна политического насилия, развязанная в январе 1933 года, оказалась вне пределов закона и контроля полиции, так как была связана с кровавой местью Национал-социалистической партии и СА своим оппонентам. Слабые попытки полиции удержать ее в рамках отдельных стычек были безуспешными. Интернированные жертвы содержались в небольших лагерях, основанных СА, где находились центры расследования и где узников жестоко пытали. Герман Геринг, назначенный в феврале 1933 года министром внутренних дел Пруссии, инструктировал на форуме полицейских чиновников игнорировать доказательства того, что терроризм, направленный прежде всего против левых сил и партий, «находится в конфликте с существующими правами и законами Рейха» 29.

Жесточайшие акты общественного насилия, совершавшиеся нацистским движением, постепенно перешли в официально санкционированное насилие со стороны самого государства и далее – в узаконенные репрессии государства. 11 февраля члены СА в Рейнской области были приведены к присяге в качестве вспомогательных полицейских сил, а одиннадцать дней спустя эти полномочия распространились на всю Пруссию 30. Возможность легализовать репрессии появилась у них поздней ночью 11 февраля, когда пожар охватил здание Германского парламента. На следующий день Гитлер обратился к президенту Гинденбургу с просьбой предоставить ему чрезвычайные полномочия, чтобы предотвратить угрозу коммунистической революции, для которой поджог Рейхстага якобы служил сигналом к началу. Событие носило столь неожиданный характер, что всегда существовал соблазн предполагать, что поджигателями были сами национал-социалисты, а не простодушный голландский коммунист Маринус ван дер Люббе, схваченный на месте события. Но, так же как и убийство Кирова, положившее начало безумию чрезвычайных мер сталинской диктатуры, поджог Рейхстага был делом рук террориста-одиночки.

28 февраля 1933 года в связи с пожаром в Рейхстаге был издан закон «О защите народа и государства», ставший статьей 48 (2.2) конституции Германии и давший президенту чрезвычайные полномочия. Закон был основным юридическим инструментом государственных репрессий вплоть до конца диктатуры, хотя на первых порах парламент играл в конституционную шараду, ежегодно обновляя закон. Положения этого закона практически ни о чем не говорили, если не были вообще пустыми. Основные статьи конституции, гарантирующие гражданские права (114, 115, 117, 118, 123, 124 и 153), были приостановлены. Этот закон ограничивал «свободу личности» и «свободу слова», так же как и сдерживал свободу прессы, позволяя нарушать тайну частной переписки и телефонных разговоров, производить обыски в домах и захват имущества. Декрет вводил смертную казнь за целый ряд преступлений, начиная от государственной измены до саботажа на железных дорогах, за которые прежде приговаривались к тяжелой работе. Всех, кто совершал террористические убийства государственных чиновников или деятелей, кто подстрекал к убийству либо «обсуждал его с другим человеком», совершал преступления против общественного порядка с применением оружия, похищал заложников по политическим мотивам, также ждала высшая мера 31. В конце марта закон о смертной казни был опубликован, он позволял применять его ретроспективно по отношению к тем, кто совершил преступление до 28 февраля, в том числе и по отношению к несчастному ван дер Люббе, которого повесили несколько дней спустя 32.

Юридические инструменты, необходимые для применения политических репрессий, были получены в результате принятия 21 марта двух законов. Первый касался того, что называлось «злостными сплетнями», то есть распространения пораженческих настроений и деморализующих слухов, сплетен, порочащих политических деятелей или партию, а также замечаний, могущих вызвать «сложности в международной политике». Все эти деяния, использованные с целью обуздать политический критицизм, полагаясь на туманность формулировок, предполагали длительное заключение, а в исключительных случаях смертный приговор. В тот же день режим учреждил «особые суды», имевшие право рассматривать дела, связанные с политическими преступлениями, перечисленными в чрезвычайном законе, не ограничивая себя обычными юридическими процедурами. Эти суды не были абсолютным новшеством: особые суды для расследований политических беспорядков существовали еще в период между 1919 и 1923 годами. Вкупе с чрезвычайными законами, они стали одним из важнейших инструментов, позволивших режиму обойти действующую законодательную систему и навязать собственную форму «народного» правосудия. Особые суды могли работать в ускоренном темпе, обходиться без обычных процедур, предписанных для защиты, и ограничивать возможности апелляций. К 1935 году их было 25, разбросанных по всему Рейху 33. 24 апреля 1934 года был учрежден особый Верховный суд с центральным офисом в Берлине, которому предстояло рассматривать наиболее важные дела, связанные с изменой и предательством. Народный суд [Volksgerichtshof] был отдан под руководство Отто Тьерака, одного из многих германских судей, вступивших в партию перед 1933 годом. Жестокий и несдержанный, он не питал особого уважения к традиционной законодательной системе. В его руках Народный суд стал инструментом политически узкого правосудия 34.

Между тем у диктатуры все еще не было своей тайной полиции. В первые месяцы режима существовавшие до этого департаменты полиции избавились от известных политических оппонентов; многие добровольно занимались преследованием левых радикалов задолго до прихода к власти Гитлера, и они не нуждались в особом поощрении, чтобы воспользоваться более широкими полномочиями, которые им предоставляли чрезвычайные законы. Один из таких деятелей, молодой прусский детектив по имени Рудольф Дильс, предложил Герингу преобразовать Прусское управление в новую тайную полицию. 26 апреля 1933 года Тайная государственная полицейская служба [Geheime Staatpolizeiamt] была формально основана с Дильсом в качестве ее первого директора. Акроним ГПА посчитали слишком схожим с советским ГПУ. Один неадекватный чиновник предложил аббревиатуру «гестапо»; таким образом, полицейские силы стали известны как гестапо, тайная государственная полиция. 20 апреля 1934 года организация была передана в компетенцию Генриха Гиммлера, поднявшегося за год от главы отдела полиции в Баварии до руководителя полицейских сил всей Германии. Головной офис гестапо был расположен в Берлине на улице Принц Альбрехтштрассе, 8, а ее руководителем назначили брутального и честолюбивого полицейского из Баварии Генриха Мюллера. Это здание, как и здание на Лубянке в Москве, стало квинтэссенцией всей системы политических репрессий, узаконенных в 1933 году.