Ричард Овери - Сталин и Гитлер

В первые годы режима традиционная полиция и суды продолжали играть свою роль в политических репрессиях, используя юридические инструменты, уже имевшиеся в уголовном кодексе, и борясь с преступлениями против общественного порядка и актов предательства. К началу 1935 года в стационарной государственной тюремной системе содержались 22 000 политических заключенных 35. Разница между подразделениями политической полиции и остальным полицейским аппаратом состояла в том, что первые имели право задерживать и содержать подозреваемых в предварительном заключении. Это право было дано политической полиции в первый раз в качестве чрезвычайных полномочий после пожара в Рейхстаге. Оно приобрело центральное значение для практики репрессий, но требовало более тщательной формулировки, и его необходимо было периодически возобновлять. К началу июля 1933 года, по данным Министерства внутренних дел, в предварительном заключении находилось 26 789 человек; фактически же это означало, что людей содержали в концентрационных лагерях без права на рассмотрение их дел в суде. Со стороны общественности и чиновников постоянно звучали жалобы на явные злоупотребления, которые влечет за собой такая система. В 1933 году большая часть временных лагерей была закрыта. В апреле 1934 года министр Вильгельм Фрик, нацистский юрист, которому полиция все еще продолжала подчиняться, по крайней мере в теории, опубликовал четкое руководство по «предупредительным заключениям». И хотя теперь несчастные заключенные имели право быть информированными письменно в течение 24 часов о причинах их задержания, никаких ограничений не было предусмотрено в отношении их ареста, поскольку они продолжали, по мнению властей, представлять собой «угрозу общественной безопасности и порядку» 36.

Оценку характера и степени этой угрозы оставили почти полностью на усмотрение полицейских властей.

На протяжении всего периода диктатуры приоритетное право арестовывать сохраняло за собой гестапо. Общеизвестный образ людей в черных униформах СС, символизировавший государственный террор, заслонил истинное положение вещей, состоявшее в том, что аресты, расследования и депортации были функцией подразделений политической полиции, а не СС. Вместе с тем устоявшийся образ гестапо во многом соответствует истине. Его следователи имели обыкновение приезжать к намеченным жертвам рано утром (обычно парами), стучали в дверь и вежливо приглашали подозреваемых пройти с ними в полицейский участок. Когда мюнхенского редактора, а позже основателя «Picture Post» Стефана Лорана арестовали в марте 1933 года, его отвели в редакцию его газеты, где двое полицейских проводили обыск в поисках доказательств. Когда Лоран спросил их, что они ищут, полицейские вдруг осознали, что не имеют об этом понятия, и тут же позвонили своему инспектору, который приказал им искать «карикатуры, которые могли бы поставить правительство в унизительное положение». Затем задержанного отвели в тюрьму, обыскали, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали анфас, в профиль и с шляпой на голове и в конце концов бросили в тесную общую камеру. В ходе обыска в редакции была найдена открытка, присланная ему другом, находившимся с визитом в Советском Союзе, который, ни о чем не подозревая, подписал на открытке: «Я читаю Маркса и Энгельса». Лорана обвинили в «большевистских интригах» и оставили в заключении; через несколько недель была арестована и его жена, ее поместили в женское крыло тюрьмы. После семи месяцев заключения его, без какого-либо судебного разбирательства, депортировали в Венгрию, откуда он был родом 37.

Политическая полиция было мало чем ограничена в своей деятельности даже тогда, когда она действовала настолько некомпетентно, как это было в случае с задержанием Лорана. Партийные органы стали играть все более важную роль в аппарате безопасности, потеснив официальную полицию и действующее законодательство. Лорану довелось стать свидетелем того, как громил из СА пропускали в политические тюрьмы, где они забивали заключенных до потери сознания. В отличие от советской системы, где НКВД в период наивысшего расцвета государственных репрессий полностью контролировал Управление Государственной безопасности, министр внутренних дел Германии обнаружил, что его министерство шаг за шагом отстраняется от какого-либо действенного руководства аппаратом безопасности. В феврале 1936 года был согласован новый закон о гестапо, который полностью выводил тайную полицию из-под административного и юридического контроля, а законы закрепляли за ним право решать, кто являлся политическим преступником и что является политическим преступлением 38. Четыре месяца спустя Гитлер согласился на полную реорганизацию служб безопасности под руководством Гиммлера.

17 июня 1936 года Гиммлер был официально назначен рейхсфюрером СС и главой германской полиции. Это новое звание недвусмысленно указывало на слияние партийных интересов с интересами служб безопасности. У Гиммлера теперь появилась возможность построить в высшей степени централизованную общенациональную систему полицейской власти. Под его руководством оказались обычная полиция, возглавляемая Куртом Далеге, одним из высших офицеров СС; криминальная полиция и тайная государственная полиция (которые 26 июня были объединены в новое подразделение «полиции безопасности» [Sicherheistpolizei] под руководством заместителя Гиммлера в СС Рейнхарда Гейдриха; и концентрационные лагеря, переданные в марте того же года под руководство СС. Гейдрих при этом продолжал оставаться директором собственной службы безопасности партии [Sicherheitsdienst], первостепенной задачей которой был контроль за общественным мнением и выявление потенциальных сил сопротивления как вне, так и внутри партии.

Новая организация, номинально подчиненная Фрику, министру внутренних дел, стала в действительности самостоятельным центром власти. Поскольку ключевые посты в полиции и в министерствах внутренних дел и юстиции оказались в руках сторонников партии и людей из СС, вся законодательная и полицейская система стала все более и более явно отражать политическую волю партийного руководства. Вскоре после начала войны весь аппарат был повышен до статуса министерства под названием Главное управление имперской безопасности, РСХА, а Гиммлер и Гейдрих поднялись до статуса министров. Одним из первых актов новой организации стало издание руководства, позволявшего гестапо задерживать любого, кого считали виновным в ослаблении военных усилий, и расстреливать либо посылать их в лагеря без суда и следствия. Это положение получило эвфемистическое название «специального обращения», что стало поворотным пунктом, и с этого момента полиция безопасности имела неограниченное право убивать, право более бескомпромиссное и вопиющее, чем то, которое когда-либо предоставлялось советским службам безопасности. В начале 1943 года Гиммлер выдвинул необычно сформулированное предписание взамен предписания наказывать за информирование узников об их неотвратимом юридическом убийстве: «Преступник совершил то-то и то-то, поэтому в счет своего преступления он расплатился жизнью. Во имя защиты народа рейха он должен быть переведен из состояния жизни в состояние смерти. Решение будет исполнено» 39. 30 июня 1943 года гестапо получило дополнительные права решать, подлежит ли то или иное уголовное или политическое дело расследованию или же преступника необходимо сразу отправить в заключение. Но на той стадии развития событий подобные юридические изыски были бессмысленными в силу неограниченной власти подразделений сил безопасности в борьбе против тех, кого Гиммлер называл «естественными врагами, международным большевизмом, руководимым евреями и франкмасонами» 40.