Владимир Тарасов - Управленческая элита. Как мы ее отбираем и готовим

Кто-то первый из наших взял и прихватил на ходу одну из моделей. За ним – следующий, следующий… Каждый старался выбрать модель покрасивее и более готовую. Это было так просто.

Я растерялся. То я выбирал себе модель глазами – но вот ее уже кто-то берет, – то я говорил себе: а как же ребята?! Которые делали их своими руками, придут завтра, и… Так и ушел. Не взяв ничего и отчасти жалея – уж очень красивые были некоторые модели! Зато, какое счастье я испытал на следующем занятии, когда наш руководитель нас грустно расспрашивал – каждому задавал вопрос: «Ты брал?» Все говорили «нет», и я сказал: «Нет, не брал!»

Но у меня в груди была песня: я и вправду не брал. Я думал: как это хорошо, что я не брал и что честно могу сказать об этом.

И я решил прочесть проповедь.

Весь лагерь собрался на нее с любопытством.

Я рассказал о ближайших кражах, об отправке домой посылок, о радости семей, которые понятия не имеют, что это – наворованное. И что с того, что валюта игровая?! Взрослые люди понимают: кража – она и есть кража! Разве радовалась бы семья, если бы знала, что их сильный и умный папочка – украл?! Да жена слезами зальется! Ну чья-то не зальется: тому еще больше можно посочувствовать! А дети: папа, как это ты так много заработал?! А в глазах светится гордость за папу. Нет, скажете, сыночек – я украл?! Скажете, что его умный и сильный папочка не оказался способен ни на что большее, чем на кражу?! Сейчас вам кажется, что это не кража, а умная комбинация. А приедете домой, и самим станет очевидно: банальная кража!

На следующий день одну из касс вернули (другую не вернули), и кражи затихли.

Однажды меня пригласили на игровую свадьбу: темнокожий слушатель с острова Свободы женился на бледнолицей девушке из российской глубинки. У меня как раз выдалась свободная минутка, и я принял приглашение. «Молодых» одаривали подарками, среди которых была и крупная денежная купюра в пятьсот голубых вийтн. Не все ее раньше видели, и ее пустили по рукам. Дошла очередь и до меня: ощупывая ее, я почувствовал, что она из более плотной бумаги…

Я вспомнил слова одного шутника сразу после денежной эмиссии: «Да мы вашей валютой все коридоры завалим!»

Тут же откланялся и пошел продумывать и готовить денежную реформу.

Интуитивно предчувствуя такую возможность, я вообще не пускал в оборот тысячные и пятитысячные купюры. Теперь же, изменив номиналы и цены в десять раз и пустив в обращение самые крупные купюры, я сделал подделку прежних экономически невыгодной (цветное ксерокопирование в те времена было дорогим удовольствием, да и было-то не в каждом городе). Ночи хватило, утром сразу после завтрака денежная реформа вступила в силу, и фальшивая валюта в сколько-нибудь заметном количестве так и не появилась.

Но тут от слушателей стали поступать сначала шутки, потом намеки и, наконец, жалобы на «засилье мафии»: экономическая преступность срослась с государственными и судебными органами.

Решив, что промедление смерти подобно, я попросил вывесить объявление о том, что желаю встретиться с мафией (или ее представителями), и где сообщал, что если кто из мафиозо не придет сам или не пришлет своего представителя (мандат не обязателен!), то дальнейшие претензии с его стороны не принимаются. Любопытствующим советовалось воздержаться от посещения этого мероприятия с явно непредсказуемыми для них последствиями.

На встречу пришло человек десять-одиннадцать. Я сказал им, что не требую от них ничего иного, как только выслушать, что я скажу. И произнес короткую речь:

• «Спасибо, что пришли.

• Среди вас есть причастные к мафии и есть – не очень.

• Мафия – враг государства, хотя и включает в себя высоких государственных чиновников.

• У мафии есть враги, но они слабы – их от мафии никто не защищает, и она расправляется с ними без суда и следствия.

• Хотя мафиози в обществе известны, никто не может, не хочет или боится поймать их за руку.

• Мафия сильна – она защищена демократическими свободами, которые всегда на пользу мафии и во вред ее врагам.

• Но когда она неосторожно переступает красную черту, чреватую социальным взрывом, демократические свободы тут же заканчиваются и врагам мафии дают лицензию на ее отстрел без суда и следствия.

• Но по заранее заготовленным спискам и адресам.

• Что они быстро (в течение ночи) и повсеместно проделывают, после чего общество свободно вздыхает и снова вводит демократические свободы, которые порождают новую мафию.

• Но уже без вас, дорогие слушатели!

• Мафия бессмертна!

• Чего не скажешь о самих мафиози.

• Надеюсь, вы все поняли правильно, и правильно передадите остальным!

• Встреча окончена, до свиданья!»

И эта проблема как-то рассосалась. Возможно, помогла не сама речь, а исходившее от интонации холодное веяние.

Государство возникает как социальный институт, канализирующий физическую борьбу между людьми (право силы) в управленческую и затем – в правовую борьбу (сила права) , и обладает инструментарием, чтобы физически принудить всякого несогласного с ее результатами к покорности.

Для этого государство должно быть заведомо могущественнее всякого частного лица. Как только оно не удовлетворяет этому условию, оно превращается в декорацию, прикрывающую право силы.

Между государствами возникает аналогичная проблема. Роль метагосударства, обеспечивающего соблюдение силы права в межгосударственных отношениях, играет имеющая многовековую историю сеть различных межгосударственных соглашений, договоров и акцептированных прецедентов. И сеть эта постоянно актуализируется неустанной деятельностью дипломатического корпуса. Ее могущество усиливается и историческим опытом, показывающим, что соотношение силы между различными государствами с десятилетиями и столетиями изменяется и что государствам разумно следовать пословице: не плюй в колодец – пригодится воды напиться!

Когда одно из государств становится явно сильнее упомянутой сети, оно либо по возможности изменяет ее под угрозой разрыва, либо просто рвет ее: перестает платить по обязательствам или явочным порядком занимает нечто, принадлежащее другим государствам.

Но есть еще один сдерживающий механизм. Частные лица объединены между собой не только в рамках одного государства, но и с частными лицами других государств. Особенно это касается «сильных» частных лиц, имеющих значительную собственность, для удержания которой в случае войн, социальных и природных катаклизмов они, как правило, рассредоточивают ее по различным регионам мира. Эти частные лица зависимы друг от друга общими проблемами сохранения личной собственности и могущества, поэтому оказываются связаны иной, «частной сетью» отношений со своими правилами игры. И эта сеть прочно удерживает небезразличных к собственному благополучию государственных деятелей от слишком уж непродуманных решений. Понятно, что далеко не каждый принадлежит к этой сети или, говоря словами Карла Маркса (правда, сказанными по иному поводу):