Ольга Лукина - Бизнес и/или любовь. Шесть историй трансформации лидеров: от эффективности к самореализации

Что же толкает людей покупаться на ложные ценности и принимать их всерьез? Я уверена, что человек, который любит себя, чувствует себя ценным и внутренне свободным, будет выбирать такие отношения, которые приносят именно ему удовлетворение и ощущения счастья. Он никогда не примет за ориентиры невротические ценности. Они для него пустые картонные декорации.

Это сложный, но очень важный вопрос. Прежде всего потому, что родители людей, которым сейчас 30–60 лет (а именно они находятся в активной фазе жизни и определяют реальность), не смогли им дать образца этой здоровой любви и уважения, не заложили здоровую личностную платформу. Не смогли не потому, что не хотели, а потому, что были закованы в свои сценарные представления о «правильном» и жесткие социальные роли.

Безусловно, мы имеем дело с неблагодатной почвой. Многие десятки лет уважение к человеку и право на выбор были вне закона. С этого все начинается, ведь это трещина в самой платформе пирамиды потребностей человеческой личности.

Любить себя считалось неправильным эгоизмом и порицалось. Заботиться полагалось об общем благе. Принести себя в жертву на алтарь общего дела – вот это считалось добродетелью. Женщина должна была выйти на работу через три месяца после родов, оставив младенца с чужими людьми. Человек не мог себе позволить быть уязвимым, это считалось позорной слабостью. Люди должны были соответствовать идеалу строителя коммунизма. Идти вперед, никогда не сдаваться, создавать себе трудности, а потом их самоотверженно преодолевать. И при этом даже не всплакнуть.

Целая страна жила в реальности, где не было места ни здоровой заботе, ни теплу, ни уважению к человеческому достоинству. А сверху все это было припорошено какими-то слащавыми словами о добре, единстве и ожиданием светлого и счастливого будущего для всех. Как пел в своей культовой песне Виктор Цой: «Все говорят, что мы в месте… Все говорят, но немногие знают, в каком…»

И вот это изуродованное представление о любви глубоко вошло в нас и стало существенной частью нашего культурального скрипта. Поэтому мы сегодня бессознательно воспроизводим то жесткое, потребительское отношение к себе, то его полную противоположность – погоню за удовольствием и материальным успехом.

Наше сегодняшнее общество, в отличие от общества советского, – это лишь другая крайность невротического диапазона. И то, и другое по своей сути деструктивно. Люди, уставшие от внутреннего и внешнего деспотизма, от тотального дефицита, бросились в погоню за удовольствием, уставшие от нищенства погнались за богатством. Вот и всё.

Это ответ на вопрос, почему сегодня так много детей активных и успешных людей мучается от праздности и пустоты. Им по 20–25 лет, а они вообще не понимают: зачем трудиться? И так всё есть.

К настоящей, здоровой любви это по-прежнему не имеет никакого отношения.

Древние греки были мудрее нас. Еще в античные времена они разделяли эрос (влюбленность) и агапэ (вид любви, который описывает сущность и характер Бога: преданная, бескорыстная и безусловная).

Когда мы говорим об иерархии потребностей Маслоу, то после базовой потребности в безопасности следует потребность в любви, близости, принятии. Думаю, он имел в виду агапэ.

Это не любовь зла. Зол и жесток наш бессознательный сценарий, который толкает нас на воспроизведение нездоровых моделей близких взаимоотношений, которые мы унесли с собой из детства. И неважно, что мы могли страдать и плакать, чувствовать себя несчастными в детстве и молиться скорее вырасти, чтобы убежать навсегда от этой болезненной зависимости.

Став взрослыми, отделившись физически от родителей, мы в новых близких отношениях все равно воспроизведем это страдание. Даже если на сознательном уровне будем пытаться избежать этого любой ценой.

Не слыша и не понимая себя, не имея права на собственную безусловную ценность, мы вынуждены будем оставаться в парадигме несчастья и дефицита любви. Но вместо поиска решений сценарий будет толкать нас на воспроизведение заученных с детства стратегий, на попытки заслуживать или вымогать любовь. В развязке сценарий предпишет нам уйти в безнадежность – разочаровавшись во всем, отрицая сам факт существования этой любви.

В историях моих героев, которые близки к отчаянию из-за невозможности любить здоровым образом, я часто упоминаю такое понятие, как Драматический треугольник, и показываю им, что они не живут, а только бегают по кругу, переключаясь из одной стандартной роли в другую.

Стивен Карпман совершенно чудесным образом описал невротические отношения людей, предложив модель Драматического треугольника судьбы. Основные роли личности в этом треугольнике, в этой психологической игре – Жертва, Преследователь и Спаситель.

Каждый участник входит в треугольник с «излюбленной» сценарной ролью. Например, лидеры, «спасающие мир», – Спасители. Тираны – Преследователи. Те, кто за ними следует и терпит, – Жертвы.

Ни у кого из участников этой психологической игры нет внутри чувства безусловной собственной ценности. Спаситель зарабатывает на время чувство своей ценности, навязывая свою заботу Жертве. Преследователь самоутверждается, обесценивая и тираня Жертву. Жертва не отвергает ненужную ей заботу и не защищает себя от нападок, воспроизводя ощущение своей беспомощности и бессилия.

Подчеркиваю, это только роли. Под этими ролями остается нераскрытым реальный потенциал участников. Войдя в Драматический треугольник, участники игры неизбежно будут перемещаться реактивно из одной роли в другую под давлением эмоций. Эмоции накапливаются, потому что люди не слышат себя, не могут открыто попросить о важных потребностях, не могут сказать «нет», когда это необходимо. Из-за этого их базовые потребности в уважении и любви хронически остаются без отклика, а это приводит к накоплению агрессии, недовольства и вины, в конечном итоге – к взрыву и переключению в другую роль.

Если посмотреть со стороны, люди как будто играют в догонялки. Сегодня Преследователь догоняет Жертву и отнимает у нее право на собственное достоинство. А она позволяет это право у себя отнять. Потом в какой-то момент они меняются ролями. Негодование подступает к горлу Жертвы, ей тяжело дышать, и под давлением ярости или ненависти она начинает Преследовать обидчика, пытается его прогнать или даже убить. Сделать так, чтобы человек исчез из ее жизни.

Но почему она его преследует, если хочет, чтобы он исчез? Она ненавидит и верит, что страдает из-за него и, если он уйдет, страдания прекратятся. Но это иллюзия. Человек уйдет, а потребность в любви все равно даст о себе знать. Она опять захочет быть с кем-то близкой.