Арчи Браун - Типы лидеров

Следует еще раз задуматься о том, следует ли в условиях демократии связывать свои надежды и мечты с единственным человеком и нужно ли позволять ему или ей принимать все важнейшие решения. Понятие «сильный лидер» не тождественно понятию «мудрый лидер». Сосредоточение огромной власти в руках единственного руководителя открывает путь к серьезным ошибкам в лучшем случае и кровопролитным катастрофам – в худшем. Коллективное руководство не свободно от риска принятия неразумных и опасных решений. Однако многочисленные факты свидетельствуют, что вероятность удручающе плохих решений существенно повышается в условиях неограниченной или слабо ограниченной личной власти. Это относится и непосредственно к исполнительной власти, и к ее взаимоотношениям с законодательной. Тем не менее более коллегиальный стиль руководства слишком часто считают проявлением слабости, а преимуществами коллективного политического лидерства обычно пренебрегают.

Хотя в этой книге рассматривается целый ряд других аспектов политического руководства, то, что я называю мифом о сильном лидере, красной нитью пронизывает обсуждаемые на этих страницах темы демократического, революционного, авторитарного и тоталитарного руководства. В условиях демократии высшие руководители редко бывают столь же могущественными, какими их принято считать. Кроме того, в отличие от широко распространенных представлений общественности, в парламентских системах лидеры редко оказывают решающее влияние на исход всеобщих выборов. Но намного большую озабоченность вызывает то, что такие заблуждения порождают тенденцию считать главу исполнительной власти человеком, в силу своей должности наделенном правом последнего и решающего слова по всем важнейшим вопросам. Некоторые лидеры охотно поддерживают такой взгляд на вещи и стараются поступать соответственно. Я берусь утверждать, что в демократическом обществе это и неразумно, и нежелательно.

В демократических странах бытует мнение о том, что «сильный лидер – это хорошо» [50] В качестве примера приведем первую фразу из статьи в одной уважаемой газете: «Уже многие годы налицо общее согласие в том, что Япония нуждается прежде всего в сильном лидере». См.: David Pilling, ‘ Why a strong leader in Japan is a plus not a minus’, Financial Times, 18 July 2013. . Хотя отдельные интерпретации могут отличаться, обычно таким термином обозначают лидера, который концентрирует в своих руках огромную власть, доминирует над большей частью публичной политики и партии, к которой принадлежит, и принимает масштабные решения. Я попытаюсь показать, что представление, согласно которому чем большей властью обладает человек, тем более он достоин нашего восхищения, является иллюзорным, причем вне зависимости от того, говорим мы о демократических, авторитарных или гибридных режимах, сочетающих в себе элементы тех и других. Эффективное государственное управление необходимо повсеместно. Но имеет значение и сам процесс его осуществления. Когда принципами начинают пренебрегать в угоду единоличному лидеру, якобы знающему все лучше всех, возникают проблемы, которые могут достигать катастрофических масштабов. Правильный процесс управления означает, что в принятие решений вовлекаются все члены политического руководства в соответствии со сферой ответственности каждого из них. Это также естественным образом подразумевает, что деятельность властей подчинена верховенству права, а демократические механизмы обеспечивают их подотчетность парламенту и народу.

Услышать требование «нам нужен слабый лидер» невозможно. Сила достойна уважения, слабость вызывает сожаление или жалость. Однако поверхностная дихотомия «сильный-слабый» представляет собой крайне ограниченный и не слишком полезный способ оценки отдельно взятого лидера. Есть множество качеств, которые могут оказаться для политического лидера полезнее, чем критерий силы, более уместный в обсуждении штангистов или марафонцев, например порядочность, ум, четкость мысли, коллегиальность, умение разбираться в людях, пытливость мысли, готовность учитывать разные точки зрения, умение впитывать информацию, гибкость, хорошая память, мужество, видение, чуткость и безграничная преданность своему делу. И даже этот впечатляющий перечень не полон. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что в подавляющем большинстве лидеры будут воплощать в себе все эти качества. Они не супергерои и никогда не должны об этом забывать, хотя бы потому, что этот список пожеланий к лидерам вряд ли подлежит сокращениям.

Тем не менее, при всех оговорках, тема противопоставления сильного и слабого стала постоянной составляющей дискуссий о лидерстве в условиях демократии, в частности в Великобритании. Будучи лидером британской парламентской оппозиции, Тони Блэр любил приписывать «слабость» премьер-министру Джону Мейджору, получившему в наследство партийный раскол. Подчеркивая свое отличие от Мейджора, Блэр говорил: «Я ведусвою партию. Он идет вслед за своей» [51] John Rentoul, Tony Blair (Little, Brown, London, 1995), p. 427. . Став премьер-министром, Дэвид Кэмерон применял схожую тактику в отношении Эда Милибэнда с момента его прихода к руководству лейбористами, явно надеясь на то, что эпитет «слабак» приживется [52] Э. Милибэнд, который выглядит достаточно уравновешенным, чтобы не походить на чрезмерно начальственного лидера, тоже попался на удочку. Возможно, опасаясь показаться слабым, он сказал в одном из интервью: «На этой работе [лидера Лейбористской партии] узнаёшь о себе много нового, например выяснилось, что я – человек стальной закалки…» Guardian, 7 January 2012. То, что в своем впечатляющем выступлении на ежегодной конференции Лейбористской партии 24 сентября 2013 года Милибэнд несколько раз использовал словосочетание « мое правительство» (говоря о том, чем будет заниматься следующее правительство лейбористов, а чем не будет), возможно, также было реакцией на призывы произвести впечатление сильного человека. Однако ни один лидер лейбористов или премьер, кроме Тони Блэра (который использовал первое лицо единственного числа куда чаще своего преемника), не употреблял конституционно неверный и политически высокомерный термин «мое правительство». . Милибэнд смог отплатить тем же, когда в июле 2012 года попытка сделать палату лордов в большей степени выборным законодательным органом провалилась в результате массового бунта рядовых депутатов-консерваторов. Он заявил, что Кэмерон «утратил контроль над своей партией», а неповиновение заднескамеечников фракционному руководству демонстрирует «слабость» премьер-министра [53] ‘David Cameron and Ed Miliband clash over Lords reform’, http://www.bbc.co.uk/news/uk-politics-18798683 . . С тех пор попытки одного лидера приписать другому слабость повторялись с унылой регулярностью. Попытки изобразить руководителя конкурирующей партии в качестве «слабого лидера» стали обычным явлением и в ряде других стран. Так, например, после избрания Стефана Диона лидером Либеральной партии Канады в 2006 году консерваторы постоянно проводили в массы мысль о том, что он «слаб» [54] Donald J. Savoie, Power: Where Is It? (McGill-Queen’s University Press, Montreal, 2010), p. 96. . (Из всех стран Содружества, использующих Вестминстерскую систему государственного управления, не исключая и породившую ее Великобританию, кажется, именно для Канады характерны премьер-министры с преобладающим влиянием на свою партию, даром что они «прагматичны, нехаризматичны и даже скучны» [55] Jonathan Malloy, ‘Prime Ministers and their Parties in Canada’, in Paul Strangio, Paul’t Hart and James Walter (eds.), Understanding Prime-Ministerial Performance: Comparative Perspectives (Oxford University Press, Oxford, 2013), pp. 151–171, p. 168. .) Политики, очевидно, считают, что, нацепив ярлык «слабый» на своего оппонента, они получают преимущество среди избирателей. Разумеется, субъективное восприятие лидера имеет определенное электоральное значение, но полагать, что «в наше время от этого зависит победа или поражение» [56] Savoie, Power , p. 96. , слишком большое преувеличение.