Илья Руднев - Выход. Как превратить проблемы в возможности

Работа всегда была важна для мамы. Вместе с судебной мантией на ее хрупкие плечи ложилась невероятная ответственность. Она пропускала через себя каждое рассматриваемое дело. От того так часто у нее болела голова. Ее жизнь была непростой: тяжелая работа, неудачный брак, отсутствие поддержки. Почему она не развелась с отцом? Как я понимаю, из-за невероятной благодарности к его матери, моей бабушке. За все, что та сделала для меня, пока мама училась на юридическом.

Произошедшее я осознал не сразу. Сначала был сильный шок, полное непонимание, что дальше. Даже когда привезли гроб, все это казалось нереальным. Нет, там лежит другая женщина, это не моя мама. Это не может быть она! Лишь после похорон стало приходить понимание: теперь я сам по себе. Но еще долго мне снилось, как мама приходит и подолгу говорит со мной. Проснувшись, еще какое-то время я верил: вот сейчас она зайдет в комнату, и все будет хорошо.

Прощание проходило в местном Доме культуры. Я отрешенно сидел в сторонке. Ко мне постоянно подходили люди, что-то говорили, но я их не различал и не слышал. Все казалось дурным сном, мутным, удушливым и нереальным. Пустота давила грудь изнутри. В какой-то момент стало так тяжело дышать и находиться внутри этого здания, что я вырвался наружу. И там, на крыльце ДК, я потерял дар речи. Еще никогда в жизни я не видел такого количества людей. Все они стояли здесь, на этой площади, и ждали очереди войти и проститься с моей мамой. Тут словно пелена спала с глаз, словно удар молнии разом наэлектризовал все тело. Глубоко вдохнув, я понял: я должен быть достоин своей мамы, должен стать таким же уважаемым человеком. И непременно юристом.

Как это нередко бывает, на время я забыл об обещании, с головой уйдя в свое горе. Начал себя жалеть. До того сильно и отчаянно, что горькая жалость буквально вытравила другие эмоции, мысли, мечты. Днем я ходил в школу, затем на тренировки – и там, и там были друзья, я немного отвлекался. Например, мы с моим другом Андреем Худяковым любили рисовать карикатуры прямо в тетрадях: смешные или нелепые рожицы или еще что-то забавное. Помню, как-то на уроке географии мы оба пытались нарисовать портрет Петра Семенова-Тян-Шанского – великого путешественника, у которого была очень забавная, как нам казалось, раздвоенная борода. Тогда, впервые за долгое время, я рассмеялся. Но ночью оставался один на один со своей утратой. Я много плакал. Слезы буквально душили, но без них я просто не вынес бы эту боль. Говорить с отцом было бесполезно: он провалился в затяжной запой. И все же в какой-то момент я решил: хватит терзать себя жалостью. На долгие годы я запретил себе плакать, будучи уверенным, что слезы – признак слабости. Это убеждение, как и ряд других, с возрастом пересмотрел.

Первое время мы жили с отцом словно на плоту в густом тумане. То ли стоим, то ли плывем, а куда и как – непонятно. Я ходил в школу, он – к друзьям. Там его неизменно жалели, наливали. Как я понимаю, несмотря на трагедию, эту ситуацию он находил вполне комфортной. Наверное, это было к лучшему и для меня. Практически сразу после смерти мамы ко мне в гости стали приходить девочки из класса: помогали с приготовлением еды и уборкой. Им совсем не стоило видеть моего пьяного отца. На недавней встрече класса мы вспомнили и об этом.

– Девчонки, какие же вы молодцы! Спасибо вам! Вы так поддерживали меня тогда, – с благодарностью сказал я.

– Знаешь, Илья, это была тяжелая ситуация… Мы боялись, что ты наложишь на себя руки, – честно ответили они.

В вопросах еды я всегда был неприхотлив. Когда жил у бабушки, питался тем, что росло на огороде: выдернул из земли морковку или сорвал с кустарника ягоды. Ополоснул – сойдет, чтобы перекусить. В детстве горбушка хлеба, намазанная яблочным вареньем, казалась поистине королевским угощением. А еще у меня всегда было много удочек, сачков и сетей. Летом я часто приносил домой рыбу и раков. Отдавал их отцу, он солил и ел с пивом. А мне больше нравилось их добывать.

Но после смерти мамы я был настолько растерян, что даже не понимал, что теперь есть, как и из чего готовить. Соседи часто звали на обед. Признаюсь, я ходил в гости и к одноклассникам, чтобы просто поесть. Сперва, конечно, отказывался из вежливости, но потом уплетал за обе щеки. Бывало, приносил и отцу немного еды. Он, как и я, был полный профан на кухне. Готовить я все же научился – помогла самостоятельная студенческая жизнь в общежитии. Но свою детскую гастрономическую неприхотливость я сохранил до сих пор. Сейчас в коридоре моего офиса стоит автомат с едой для сотрудников. И знаете, я вполне доволен этой простой пищей.

Мама умерла в марте. В Пестравке я прожил до июля, пока не приехала моя тетя Лидия Николаевна. Сказать, что она была недовольна условиями, в которых мы жили, – не сказать ничего. Она забрала меня к себе, в город Усинск – а это Республика Коми. Полторы тысячи километров строго на север. А ведь у нее была своя семья: муж и двое сыновей. Уже тогда я понимал: взять под крыло еще и меня – это настоящий вызов. К тому же ее весьма деспотичный, как оказалось, муж был не в восторге от моего появления в их семье. Однако для меня этот переезд стал настоящей перезагрузкой: смена обстановки, новое окружение. Это было то, что нужно.

Я наконец воспрянул духом. Меня, словно барахлящее радио, переключили на нужную волну. Там, в Усинске, я довольно быстро увлекся боксом. Проблем в школе тоже не было. Новые одноклассники меня приняли хорошо, и уже через полгода я и здесь стал лидером. Никто из ребят и учителей не догадывался, что у меня нет родителей, потому что я не хотел особых условий или жалости к себе. Даже близкие друзья не знали, что я живу в чужой семье. Отец остался в Пестравке. Очень долго я ничего не знал о нем – он ни разу не позвонил, не написал.

Я очень благодарен моей тете – тогда она взяла на себя непростую ношу. В Усинске мне тоже жилось не просто. Я уже привык быть сам по себе, а дядя любил давить домочадцев своим авторитетом. Он тоже выпивал. Своих сыновей заставлял все делать из-под палки, не чураясь рукоприкладства. Видя все это, я понимал: одна лишь жесткость никогда не будет эффективной. Если ты требуешь – должен и помогать. В семейных скандалах приходилось держать нейтралитет и учиться искать компромиссы. Однако мое свободолюбие, как тогда, так и сейчас, полностью игнорировало безапелляционный приказной тон. Бабушка всегда просила, мама тоже была мягкой, а отец и вовсе никогда ничего не требовал. Но теперь нужно было подстраиваться под новые реалии.

И здесь мне опять помог спорт. В Усинске я пошел в секцию бокса. Многие ребята занимались в ней уже по семь-восемь лет. Были среди них и чемпионы Европы. Однажды поучить нас приехал даже чемпион мира. Помню, как стоял с ним в спарринге. Он был на несколько голов выше меня. И ростом, и профессионально. Через боль, через каждый пропущенный удар я перенимал навыки и знания тех, кто опытнее меня. Я готов был подчиниться, понимая – они дают мне свои знания, тем самым делают меня сильнее. Часто наблюдал за боями опытных боксеров со стороны. А когда сам выходил на ринг, понимал: да, сейчас мы в разных углах и каждый хочет доказать, кто тут лучший. Но как знать: завтра мы можем оказаться в одной команде, защищая честь города, области, страны. Так что иди и покажи ему, на что ты способен. Но без неуместной агрессии. Это работает и в бизнесе.