Энтони Роббинс - Деньги. Мастер игры

ТР: И сколько же?

КБ: Нисколько. А ведь мы обзвонили всех.

ТР: Ничего себе!

КБ: Мне пришлось самому по уши закопаться в бумаги, чтобы установить размер суверенного долга разных стран. В основном меня интересовали долги развивающихся стран, потому что так уж исторически сложилось, что именно они постоянно реструктурировали свои задолженности.

ТР: Обычно реструктурируются долги, возникшие в результате войн.

КБ: Правильно. Страны тратят на войну огромные деньги. Они залазят в долги. Все, что останется в результате, достается победителю, а на долю проигравшего выпадают только долги. Так устроен мир. Но в данном случае речь шла о самых колоссальных задолженностяхв истории, сформировавшихся в мирное время.

ТР: Потрясающе.

КБ: Итак, насколько надежными были их банковские системы? Мы собрали все имеющиеся данные и использовали для их оценки два критерия: ВВП и налоговые поступления в бюджеты. Нам пришлось нелегко, поскольку раньше мы никогда этим не занимались.

ТР: Похоже, что этим вообще никто не занимался.

КБ: Это никому не было нужно. Просто одному идиоту из Далласа пришло в голову заняться этой проблемой. После того как мы проделали всю работу, составили таблицы и диаграммы, я попросил: «Теперь расположите их в порядке от худшего к лучшему». Как вы думаете, какая страна оказалась самой худшей?

ТР: Исландия?

КБ: Правильно. Она заняла первое место в списке. А следующая? Тут даже долго думать не надо.

ТР: Греция?

КБ: Да.

ТР: Вот как!

КБ: Проанализировав все материалы, я сказал своей команде: «Такого не может быть. Но если все подсчитано верно, то вы знаете, что надо делать дальше». Я спросил: «Как оцениваются страховые риски по Исландии и Греции?» Мне ответили: «По Греции — 11 базисных пунктов». Одиннадцать базисных пунктов! Это же 0,11 процента. Тогда я распорядился: «Нам надо купить их на миллиард долларов».

ТР: Просто невероятно!

КБ: Учтите, это был третий квартал 2008 года.

ТР: Казалось бы, всем уже должно было быть понятно, чем это грозит.

КБ: Я позвонил профессору Кеннету Рогоффу из Гарвардского университета, который знает меня еще с незапамятных времен, и сказал: «Я потратил несколько месяцев, чтобы составить мировой финансовый баланс, и теперь пытаюсь все это осмыслить. Результаты кажутся мне слишком негативными. Должно быть, я неправильно их трактую. Вы не могли бы назначить мне время, чтобы я мог обсудить их с вами?» Он ответил: «Разумеется».

ТР: Здорово!

КБ: В феврале 2009 года мы просидели с ним два с половиной часа. Я никогда не забуду, как он, держа в руках последний лист с итоговыми данными, откинулся в кресле, сдвинул очки на лоб и сказал: «Кайл, неужели все так плохо?» Я сразу же подумал про себя: «Вот те на! Отец теории оценки суверенных рисков подтверждает мои опасения». Но ведь если даже он раньше не задумывался об этом, то такие мысли наверняка не приходили в голову ни Бернанке, ни Трише. Об этом никто не думал, и ни у кого не было цельного плана.

ТР: Ни у кого?

КБ: Он видел все эти графики и таблицы в первый раз.

ТР: Просто не верится! Теперь я должен задать вопрос насчет Японии, поскольку знаю, что вы обращаете на эту страну пристальное внимание.

КБ: В настоящее время Япония предоставляет самые благоприятные возможности. Конечно, точный момент краха определить невозможно, но выигрыш может быть во много раз больше, чем на рынке недвижимости. Я считаю, что точка наивысшей напряженности в мире приходится как раз на Японию. А ставки по ее кредитным рискам в настоящее время низки, как никогда.

ТР: Как вы оцениваете свои затраты?

КБ: Обычно при определении цены опциона учитывается два фактора: безрисковая процентная ставка и волатильность актива. Но представьте себе индейку, которая захотела бы воспользоваться этой теорией. Если она станет оценивать риск быть убитой исходя из прежних показателей волатильности ее жизни, то он окажется нулевым.

ТР: Верно.

КБ: Но только до Дня благодарения.

ТР: Когда будет уже слишком поздно.

КБ: Вернемся к Японии. В течение десяти лет в этой стране сдерживались цены и подавлялась волатильность. Волатильность там держится в средних пределах. Она так же низка, как и у любой другой категории активов в мире. Степень кредитного риска составляет 0,1 процента.Поэтому если вы спрашиваете о цене опциона, то по формуле она оказывается практически равной нулю. Если японские облигации вырастут на 150–200 базисных пунктов (1,5–2 процента), наступит конец. Вся система взорвется.

ТР: Ого!

КБ: Моя теория состоит в том (и я не устаю говорить об этом инвесторам), что если что-то способно вырасти в цене на 200 базисных пунктов, то может продолжать расти и до 1500.

ТР: Правильно.

КБ: Либо все останется как прежде, либо разлетится на куски.

ТР: Это только подтверждает вашу идею «хвостов риска». Расскажите что это такое, поскольку данное понятие известно лишь немногим инвесторам.

КБ: Если вы заметили, то на Японию я трачу только 3–4 базисных пункта в год. Это не более 0,4 процента. Если я правильно оцениваю бинарную природу потенциального дохода в этой ситуации, то облигации принесут доход в размере 20 процентов годовых или даже выше. Итак, в течение 10 лет я плачу 0,4 процента за опцион, который потенциально принесет 2000 процентов. Тони, более выгодного опциона не существовало в мировой истории.Правда, это всего лишь мое мнение. Я могу и ошибаться. Кстати, пока ничего и не происходит.

ТР: Возможно, вы ошиблись в тайминге.

КБ: Я могу ошибиться на 10 лет, но и через 10 лет сохранится стопроцентный шанс на то, что это когда-нибудь случится. Люди говорят мне «Как ты можешь делать ставку на то, чего еще никогда не было?» А я отвечаю: «А как же можно не воспользоваться предложенным мною сценарием? Забудьте на минутку о том, прав я или не прав. Если взглянуть на соотношение риска и выгоды, то разве позволительно упускать такой шанс? Если ваш дом стоит в пожароопасной местности и 200 лет назад большой пожар опустошил здесь все дотла, то глупо было бы отказываться от страховки».

ТР: Я понял. Это здорово. А теперь хочу задать еще один вопрос: считаете ли вы себя рисковым человеком?

КБ: Нет.

ТР: Я так и думал, поэтому и спросил. Почему вы считаете, что не способны пойти на большой риск?

КБ: Большой риск — это возможность потерять все, а я никогда не подставляюсь под удар, который может отправить меня в нокаут.

ТР: Если бы у вас не было возможности завещать детям деньги и вы могли бы передать им только набор правил по формированию инвестиционного портфеля, то что вы им порекомендовали бы?

КБ: Я дал бы им пару сотен миллионов долларов, чтобы они накупили на них пятицентовых монет. В этом случае им никогда в жизни не придется о чем-то волноваться.