Евгения Пищикова - Нельзя, но можно. История «АндерСона» в смыслах, рецептах и цифрах

Я даже не думала в тот момент о собственном бизнесе. Просто решила отдохнуть, потому что до сих пор вообще никогда не отдыхала. Съездила на месяц с детьми в Норвегию. Решила дела, связанные с квартирами. Что-то отремонтировала. Пошла на кулинарные курсы. Научилась варить бульон. Да, не смейтесь, знаете, как это сложно — сварить хороший бульон!

А потом потихоньку начала строиться моя картинка. В голове, прямо перед глазами. Сначала я просто поняла, что хочу что-то про хлеб и выпечку. В Москве на тот момент хлеба хорошего не было, только «Волконский». Когда у меня была возможность, я туда через весь город ездила на «Маяковскую» за хлебом. Там был мир, который мне нравился. Оно было какое-то волшебное, это место. Я подумала, что я примерно такое хочу, только местечковое. Я хочу, чтобы оно было про дом, про район, про семью. И начала думать, как это сделать. Написала бизнес-план, который совсем не совпал потом с реальностью. Это несовпадение — классический вариант, я была неоригинальна. Доходы я заложила бо́льшие, чем получились, а расходы — меньшие. Таким образом, у меня была картинка с овцой и снегом и дурацкая, бесполезная, бесконечно важная бумажка. Потому что она стала отправной точкой.

Всех, кто начинает свой бизнес, волнует вопрос: «А что я буду делать, если у меня не получится?». Меня он вообще не занимал.

Не то чтобы я была уверена, что у меня получится. Просто это было неважно. Не получится и не получится. Но я буду делать. Все, я придумала.

Смекалка — мужская добродетель. Это одно из тех редких достоинств, которые признаны и включены в список черт и особенностей русского характера. Для сметливого солдата и варежка граната. Наша сметка на вашу «нет-ка».

В последней поговорке брезжит правда о том, откуда эта добродетель растет. Смекалка — это великое замещение «нельзя» на «можно попробовать», и растет она из особого отношения русского мужчины к слову «нет». Психологи называют это отношение инфантильным. Вот простейший пример: приходит в магазин посетитель и добродушнейшим, компанейским голосом говорит продавщице: «А дай-ка мне, сестренка, „Журавушку“». А продавщица, холодея от нехорошего предчувствия, говорит чистую правду: «„Журавушки“ нет». Конец. Мир обрушивается в бездну, человек из последних сил удерживается на краю, бледность его пугающа, в глазах — красные огни: «КАК нет?» — «Кончилась». — «А ты пойди в подсобке поищи!» И ведь знает он, что разговор бессмысленный, а сделать с собой ничего не может — не выносит душа той ужасной определенности, той конечности надежды, той стены, которая есть в словах «нет» и «нельзя». Ум его мечется возле стены не в поисках выхода, а в поисках входа — маленькой дверки, лазейки в сказочное царство «А вдруг!» и «А если?».

Вот из этого и растет мужская смекалка. А женская похожая добродетель есть? Есть. Она такая: слова «нет» просто нет. И самый простой пример женского отрицания — это сцена из дамского романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», когда героиня романа Скарлетт, поняв, что налог заплатить нечем и имение отберут, молча сшила нарядное платье из занавески и отправилась в тюрьму занимать денег у висельника.

Тот же способ справляться с «нет» (в общих чертах) продемонстрировали бизнес-сообществу Анастасия Татулова и Лена Подвысоцкая в самом начале своего дела.

Анастасия говорит:

— Когда все только начиналось, я хотела сделать место, в котором я буду продавать то, что делаю, но для начала, чтобы попробовать, я предполагала продавать чужое, вкусное.

Но ничего у меня не получилось. В «Волконском», который мне особенно нравился, мне отвечали, что готовы давать продукцию на реализацию, но это будет «такая вот цена». Я потом на эту цену должна была еще что-то прибавить. Окончательная стоимость, скажем, багета получалась невероятной.

Тогда я перестала искать, где бы что-нибудь купить, чтобы что-нибудь продать, и поняла, что все надо делать самой. И тут подвернулось мне место в бизнес-центре «Навигатор» на «Калужской». Там сдавали маленькую столовую с кафетерием в бизнес-центре… И еще при ней можно было сделать производство.

У столовой было обременение. Условие сдачи в аренду было таким: нужно продолжать кормить всех работников этого бизнес-центра. Не бесплатно, разумеется, но за приемлемую цену. В рамках тендера нужно было доказать, что ты умеешь вкусно и дешево кормить и у тебя есть возможности и опыт. Преимущество отдавалось сетевым операторам.

Я про столовую вообще не умела. Команды не было. Опыта не было. Имени не было. Сети не было. Но у меня была Ленка. И мне было очень надо.

Что я сделала? Я сказала представителю арендодателя, что мы уже давно на рынке (не знаю, как это вы о нас не слышали) и у нас есть такие-то и такие-то кафе. Дальше вспомните мультфильм по сказке Шарля Перро.

Чьи это поля? Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса! «Конечно, — сказала я, — мы покажем вам свои заведения!» И мы с Ленкой повезли его в чужое кафе, где Ленку все знали, потому что она работала там директором. Заходим. «Привет». — «Привет». — «А можно мы на кухню к вам пойдем посмотрим?» — «Конечно можно». Ему очень понравилось. А мы выдохнули, подписали договор и начали потихонечку зарабатывать.

Итак, у нас было офисное кафе типа столовой, и к нему прилагалось производство. Мы нашли шеф-кондитера и начали составлять основу будущего ассортимента.

И тут (вдруг!) нам подвернулся кейтеринг.

Иностранная компания, сто двадцать человек. Нужно было каждый день готовить и привозить к ним в офис обеды. Они были готовы за это платить, и контракт предлагался минимум на год. Ежемесячная оплата — пятьсот тысяч рублей — в то время представлялась нам космической.

Мы опять вышли на тендер. На сей раз следующим образом: я поехала в «Академию» и купила там куриные котлеты.

Потом я отправилась на Рогожский рынок и взяла там мои любимые фаршированные сливочным сыром крохотные перчики.

Затем я купила вообще все, что мне в Москве нравилось по вкусу — разумеется, речь не шла о продуктах высокой кухни, — и мы с Ленкой сделали для наших будущих заказчиков дегустацию.

Лена вообще такой человек, что может продать все, что угодно, и люди, которые купили все, что угодно, будут еще и счастливы. Она продуцирует вокруг себя зримую атмосферу праздника, как будто где-то рядом играет новогодняя музыка и хочется смеяться и тратить деньги на милые пустяки. Она производит почти вещественный накал счастья, а, между прочим, счастье тоже штука недешевая.

Мы продавали не еду, мы продавали себя и надежду, вообще-то. Но я была уверена в том, что мы сделаем это хорошо. Нам же было очень надо.

От иностранной компании на следующий день позвонили и сказали, что выбирают нас. Лолита, наш нынешний генеральный директор, а тогда третий в лодке, посмотрела на все это безобразие и говорит: «Вы что, больные? Как мы будем это готовить? Мы же вообще этого не умеем, и где ты купила эти чертовы перчики?»