Дмитрий Быков - Литературная мастерская [От интервью до лонгрида, от рецензии до подкаста] [litres]

Вы скажете: «Ну я же не Шостакович и даже не Томас Харрис, автор цикла романов о Ганнибале Лектере, – о чем мне вспоминать, что особенного в моем бытии?» Уверяю вас: опыт, который отдельный человек может транслировать другому отдельному человеку, тоже очень важен. Это и есть автобиография: я повествую о том, что и как формировало меня, с деталями, с конкретикой. Такие записи, значимые только для автора, могут оставаться в ящике письменного стола, на жестком диске или в облачном хранилище, не обязательно являть их миру. Но если вдруг паче чаяния с ними познакомится хоть сколько-нибудь широкий круг людей, среди них найдется как минимум один, вовсе не обязательно личный знакомый автора, который услышит в его словах нечто крайне важное для себя. Вот эта цепная реакция, запускающая осмысление себя, выполняет, с моей точки зрения, важнейшую гуманитарную функцию.

Ведь человек не сводится к набору каждодневных действий, которые он совершает, чтобы проживать свою жизнь, хотя эта социальная оболочка, конечно же, значима. Умственный, душевный облик обуславливает каждого в не меньшей степени и, значит, тоже заслуживает того, чтобы быть запечатленным – тем более что это самое хрупкое, что есть в человеке. Для кого – не так существенно. Для кого-то, кого мы сейчас, вероятно, и не знаем. Возможно, это будут наши дети, или внуки, или (скорее всего) посторонние люди.

Запечатлевать эмпирику (в том числе эмпирику душевной жизни, своей и других людей), как правило, неожиданную, спонтанную, приходится на ходу, изобретая способы ее репрезентации и осмысления. Вот почему автобиографическое письмо довольно часто в высокой степени экспериментально – это еще одна его характеристика. Притом что на свете существует огромное количество автобиографических текстов великих и не очень великих людей, ни один из них не идентичен тексту кого-то, кто пишет о себе сейчас. И заранее знать, что и как напишет этот человек, нельзя, хотя можно потом проверить факты, указать на их точное или неточное освещение, одностороннюю или объективную трактовку и т. д.: эгодокументы допускают такой подход и даже предполагают именно его. И это невероятно интригующе – не менее интригующе, чем приступать к чтению нового романа или рассказа.

В автобиографических текстах затрагивается как настоящее, так и прошлое. Они обладают, как мы уже видели, огромным смысловым и стилистическим потенциалом, но при этом подразумевают б о льшую уязвимость автора, не закрывающегося от внешнего мира придуманными (пусть даже автобиографическими в своей основе) героями и сюжетами. Как следствие, в этой сфере с особой остротой встает вопрос о внутреннем цензоре. Появившись, он обычно предлагает подумать над следующими проблемами.

• Кому это надо?

• Даже если твой текст совершенно нейтрален, все можно истолковать превратно. Не навредишь ли ты себе или другим?

• Ты напишешь – и забудешь, как это было на самом деле. Ты перенесешь воспоминания на бумагу – и то, что так важно для тебя, перестанет быть твоим.

От этих проблем действительно не отмахнешься. Первая из них уже затрагивалась выше: обязательно найдется кто-то, кому будет нужен написанный текст. Вторая проблема отпадает в тот момент, когда вы, не важно почему, не видите возможности не писать о том, что требует, чтобы о нем написали. В таком случае есть два подхода:

• «долой цензора»: я рассказываю обо всем, ибо все ценно;

• «я – скульптор»: я отсекаю избыточное (тут нужна осторожность, поскольку есть риск потерять что-то ценное).

Последняя из трех проблем (как сохранить воспоминания в их первозданном виде) теснее всего связана с природой автобиографического письма, и ее преодоление требует отваги. К тому же есть рациональный довод: если я не напишу, то эти, возможно, прекрасные впечатления и мысли исчезнут вместе со мной.

Если мы все-таки решимся писать о том, что важно для нас, нам представится шанс снова это пережить: иногда – счастье, иногда – мучительный опыт. В любом случае при работе над автобиографическим текстом имеет смысл спрашивать себя: в какой мере то, что я делаю, носит терапевтический характер? Насколько это способ помочь себе? Сама постановка такого вопроса иногда спасает от тяжелых и излишних, особенно для постороннего человека, деталей.

Не следует делать вывод, что вовсе не стоит касаться сложных моментов. Напротив, если вы попытаетесь их описать, это тоже может стать одной из точек осмысления себя, полем автобиографического эксперимента.

Также полезно сравнивать себя нынешнего и себя в прошлом. В чем разница? Это результат длительного внутреннего процесса или нечто спонтанное? Такие размышления помогают отбирать факты и события, выстраивая композицию автобиографического текста.

Названные формы автобиографических текстов различаются как по степени удаленности от описываемых событий, так и в плане «субъект – объект», «автор – читатель». Давайте рассмотрим каждую их них.

Дневник

Дневник уникален сочетанием максимальной близости к описываемым событиям (авторы многих дневников стремятся ничего не упустить и для этого делают записи «сразу после», например вечером того же дня, перед сном) и интонации: он обращен прежде всего к самому себе и, как правило, не предполагает наличия читателя [43].

Дневники довольно разнообразны по цели и типу записей. Они бывают:

1. «протокольно-статистические» , то есть сконцентрированные на сухой, безэмоциональной фактографии и точной регистрации событий, часто с обильным использованием назывных или коротких, утративших подлежащее предложений, а также сокращений слов, повторяющихся при описании рутинных событий [44]; в этой группе особняком стоят дневники занятий или состояний – записи ученых-экспериментаторов, больных (о динамике недуга, лекарствах и их действии), азартных игроков и даже вуайеристов и других лиц с теми или иными девиациями поведения;

2. описательные , включающие развернутые пассажи как о внешних событиях (поездках, достопримечательностях, здоровье, встречах, беседах и др.), так и о событиях внутренней жизни (размышлениях, эмоциях, предчувствиях, снах и др.);

3. исповедально-аналитические , с авторской установкой не столько на описание происходящего, сколько на авторефлексию, изучение собственного внутреннего мира, ход духовного развития.

Разумеется, эти направления не всегда выдерживаются строго. Они могут совмещаться на страницах одного дневника, могут сменять друг друга в разные периоды активности автора (скажем, ранние дневники поэта Василия Жуковского принадлежат к третьему типу, а поздние – к первому). Впрочем, многие люди довольно часто годами заполняют дневники, придерживаясь одного стиля. По-видимому, это косвенное подтверждение того, что дневник является базовой, первичной формой автобиографического письма, позволяющей человеку обрести индивидуальный голос, способ отражения действительности.