Дмитрий Быков - Литературная мастерская [От интервью до лонгрида, от рецензии до подкаста] [litres]

Вернемся, однако, к нон-фикшн. Писать о себе – что это значит, как это делать? На живых мастерских CWS по автобиографии, которые назывались, по мотивам цикла мемуарных эссе Осипа Мандельштама, «Шум времени» [39], я предлагала следующий эксперимент. Сначала участники писали стандартную автобиографию – такую, которую при устройстве на постоянную работу требует отдел кадров. «Я, такой-то или такая-то, родился/родилась тогда-то в семье таких-то. Тогда-то пошел в школу, тогда-то ее окончил. Затем я поступил туда-то и учился столько-то лет, выучился на такого-то специалиста, пошел работать туда-то – и т. д.». Естественно, факты биографии у всех разные, но общий принцип один.

А дальше, после такой официальной и во многом безликой автобиографии, я просила участников столь же сжато написать о себе как о личности. Это давалось им куда труднее, если вообще давалось – прежде всего потому, что здесь нельзя обойтись голыми фактами, нужно что-то еще, линейная структура «родился, учился, женился» здесь не годится.

Мы подошли к развилке, на которой оказывается автор любого автобиографического текста. Один способ его построения – четкие вехи, осознание своего места в социуме и пути, который привел к этому месту. Другой способ – попытка понять собственную личность, откуда она взялась, из каких травм или, наоборот, из каких радостей, открытий и восторгов она состоит. Обобщая, можно сказать, что первый способ – описание «внешнего человека», второй – описание «человека внутреннего».

Мне могут возразить: эти два пути никогда не бывают совсем раздельными, они соприкасаются, пересекаются. Верно. В моем примере речь шла именно об эксперименте, цель которого – сделать сложным то, что выглядит очевидным и простым. Насколько в жизни каждого из нас внешние события связаны с внутренними? Что чем определяется? Насколько? Всегда ли? И так далее.

В сущности, любой текст, вышедший из-под пера человека, который осознанно пишет о себе, всегда соединяет и первый, и второй из обозначенных путей, ищет равнодействующую [40]. Но, во-первых, в таком соединении все равно часто видны акценты либо на внешнее, либо на внутреннее. Во-вторых, очень полезно, принимаясь за автобиографическое письмо, держать в голове эту его принципиальную двойственность: внешнюю структуру биографии и структуру внутреннюю, которая как-то вмещается во внешнюю (или не вмещается, а осознается как существующая отдельно от внешней, такое бывает). При воплощении на бумаге этих двух линий возникает бесконечное количество вариантов.

Например, можно написать о себе через свою творческую жизнь, если вы хоть в какой-то степени чувствуете причастность к творчеству. Ведь это не обязательно графика, живопись, кино, документальные ленты, писательство и т. п. Творческая самореализация возможна практически в любой сфере, и одна из важнейших – это сфера общения. Многие чрезвычайно интересные автобиографические тексты строятся именно вокруг таланта к общению, которым были наделены их авторы [41]. Такой человек притягивает к себе разных людей, он думает о них, рассуждает, смотрит, как эти люди, точно молекулы в броуновском движении, сталкиваются с ним и друг с другом, отскакивают, куда-то перемещаются – и это само по себе захватывающе. Более того: автор в принципе может быть вполне рядовым, не выдающимся человеком. Но когда он умело ставит себя в точку пересечения разных биографий, получается замечательный художественный эффект.

Поэтому, чтобы начать писать о себе, совершенно не обязательно ощущать себя Шостаковичем, Скрябиным или Сальвадором Дали. Достаточно понимать себя как человека, состоявшегося в какой-то жизненной истории и помещенного в то или иное время, определенного в нем.

И для того, чтобы такое понимание пришло, и для того, чтобы начать о себе писать, очень важно периодически (трудно сказать, как часто, это зависит уже от человека, но хотя бы раз в год, раз в полгода) записывать то, что всплывает в памяти, и возникающее при этом ощущение бытия.

Приведу пример. Марсель Пруст в великой симфонии романов «В поисках утраченного времени» ставит перед собой задачи, подобные тем, что стоят перед автором автобиографического текста. Только Пруст их решает в художественной форме, он пишет семь романов. Мы помним, что вся эта грандиозная Вавилонская башня конца XIX – начала XX века, сверхважная и для французской прозы, и вообще для понимания европейским человеком себя, вырастает у Пруста из одного-единственного детского ощущения: вкуса печенья «Мадлен», запиваемого липовым чаем [42]. Казалось бы, ну что такое липовый чай, что такое печенье «Мадлен»? Тривиальнейшие вещи: множество французов той эпохи выпивали и ели это в огромных количествах. Но Пруст – и тут он, конечно, гениальный новатор – делает знакомый всем вкус триггером . Выключателем, по щелчку которого приходит в движение колоссальный внутренний материал. Человек, проживая жизнь, накапливает такой материал в себе, причем может и не подозревать о его существовании. Но при щелчке триггера эти мысли, воспоминания, ощущения себя, своих родных, пространства, времени, деталей начинают, клубясь, формировать целый стремительный поток, выливаться вовне. Вот это и есть момент рождения автобиографического письма: внешняя рамка наполняется внутренним – и сиюминутным, и уже давно накопленным – содержанием, и они соединяются.

Что может быть триггером? Едва ли не все что угодно. Пруст особо подчеркивает, что встреча крошек печенья и ложки чая у него на языке именно в тот вечер – полнейшая случайность. И в то же время это отнюдь не случайность, ведь к ней привел (и, значит, за ней скрывается) совершенно определенный, неповторимо индивидуальный рисунок жизни, если угодно – формула индивидуального бытия, к обретению которой стремится как человек, пишущий о себе (автор автобиографического текста), так и профессиональный писатель.

Итак, мелочи – мелодия, перестук колес, звук закрывающейся двери или кашля знакомого человека – способны выстраивать в нашем сознании целые галереи впечатлений и воспоминаний. Здесь трудно не вспомнить ужасного, но в то же время редкостно обаятельного каннибала-интеллектуала доктора Лектера, который во мгле одиночной камеры, лишенный книг и научных монографий, начал копаться в чертогах собственной памяти, стремясь в деталях представить себе хотя бы угол увиденного когда-то зала в одном из флорентийских палаццо. И постепенно все его время, которое он поначалу не знал куда деть, стало уходить на воспоминания. Чертоги памяти, таким образом, абсолютно бездонны и, что не менее важно, наполнены смыслами. Игра света на предмете, запах, замерзшая лужа – все что угодно может привести вас к важным наблюдениям, касающимся вашего бытия. Уже не механическим, но осознанным, хотя бы в какой-то мере объясняющим вам вас самих. А это дорогого стоит.