Хесус Уэрта де Сото - Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество

В-восьмых, теория «общественных» благ всегда была чисто статичной и строилась в рамках парадигмы равновесия, поскольку исходила из того, что обстоятельства, определяющие «совмещенность предложения» и «неисключительность в потреблении», заданы и не изменятся. Однако с позиций динамической теории предпринимательства любой явный пример коллективного блага создает для кого-то возможность открыть и устранить ситуацию посредством предпринимательского творчества в правовой и/или технологической области. Поэтому, с точки зрения австрийской школы, множество общественных благ имеет тенденцию становиться пустым; тем самым во многих областях общественной жизни исчезает самое затасканное алиби, привлекаемое в оправдание государственного вмешательства в экономику.

В-девятых, отметим исследовательскую программу, развиваемую австрийскими теоретиками в области теории общественного выбора и экономического анализа институтов и права. В настоящее время в этих областях исследователи пытаются избавиться от нездорового влияния статичной модели, основанной на предположении о полноте информации, — модели, которая у неоклассиков породила псевдонаучный анализ многих законов, опирающийся на методологические предположения, идентичные тем, которые в прошлом привлекались для оправдания социализма (полнота информации). Подобные предположения исключают динамический, эволюционный анализ стихийных социальных процессов, чьей движущей силой является предпринимательство. Представители австрийской школы видят явное противоречие в попытке анализа правовых норм и правил, исходя из парадигмы, которая, подобно неоклассической, предполагает неизменность окружения и полноту информации (безусловной или вероятностной) относительно издержек и выгод, вытекающих из этих норм и правил. В самом деле, если бы такая информация существовала, в нормах и правилах не было бы необходимости, так что было бы эффективнее заменить их простыми приказами. Собственно говоря, если что-то и может служить объяснением и обоснованием эволюционного возникновения права, то это именно свойственное людям неустранимое неведение.

В-десятых, достижения австрийских теоретиков в целом и Хайека в частности дали революционный толчок развитию теории народонаселения. Для австрийцев люди не однородный фактор производства, а множество личностей, наделенных врожденной способностью к предпринимательскому творчеству. Поэтому они рассматривают рост численности населения не как помеху экономическому развитию, а как его движущую силу и необходимое условие. Более того, было показано, что развитие цивилизации включает постоянный рост горизонтального и вертикального разделения практического знания, которое возможно только в условиях параллельного роста числа людей, достаточного для поддержания наращивания объема практической информации, используемой на социальном уровне (Huerta de Soto 1992, 80—82). Эти идеи были затем развиты учеными, находившимися под влиянием австрийской школы, такими как Джулиан Саймон, который применил их к теории роста населения в странах третьего мира и к анализу положительных экономических последствий иммиграции (Simon 1989, Simon 1994; Саймон 2005).

И наконец, в-одиннадцатых, достижения австрийской школы оказывают мощное влияние в области теоретического анализа справедливости и социальной этики. Замечательными примерами этого является не только предложенный Хайеком во втором томе сочинения «Право, законодательство и свобода» критический анализ концепции социальной справедливости, но и упомянутая выше работа Кирцнера «Открытие, капитализм и распределительная справедливость», где он продемонстрировал, что у каждого человека есть право на плоды его собственной творческой предприимчивости. В своем анализе Кирцнер развивает и доводит до конечных логических следствий подход к этому вопросу, предложенный ранее Робертом Нозиком (Nozick 1974; Нозик 2007). Наконец, один из самых блестящих учеников Ротбарда — Ганс-Герман Хоппе разработал априорное обоснование прав собственности и свободного рынка на основе принципа Хабермаса, согласно которому аргументация предполагает существование и признание собственности каждого человека на свое тело и личные качества. Основываясь на этом принципе, Хоппе логически выводит целостную теорию свободного рынка и капитализма (Hoppe 1989), которая дополняет обоснование свободы, исходящее из концепции естественного права, предложенное Ротбардом в ставшем уже классическим трактате «Этика свободы» (Rothbard 1998).

Можно было бы упомянуть и другие области исследований, в которых программа неоавстрийской школы экономической теории, несомненно, даст плодотворные результаты. Но мы считаем, что уже в достаточной мере обозначили направление, в котором сможет двинуться в будущем экономическая наука, освободившись от теоретических и методологических изъянов, пока сковывающих ее развитие. В новом столетии широкое распространение австрийского подхода обеспечит становление более обширной, богатой, реалистичной и внятной социальной науки, которая всецело будет служить человечеству.

Ну а теперь перейдем к ответу на ряд наиболее типичных критических выпадов против австрийской парадигмы и объясним, почему мы считаем их необоснованными. Чаще всего австрийцам предъявляют следующие критические замечания.

A) Два подхода (австрийский и неоклассический) не исключают, а взаимодополняют друг друга.

Таков тезис тех неоклассических авторов, которые хотели бы сохранить эклектическую позицию и обойтись без прямого противостояния австрийской школе. Но австрийцы видят в этом не более чем прискорбное следствие нигилизма, типичного для методологического плюрализма, в соответствии с которым все методы приемлемы, так что у экономической науки остается только одно дело — выбор методов, наиболее пригодных для решения каждой конкретной проблемы. Австрийские авторы рассматривают эту позицию как попытку оградить неоклассическую парадигму от уничтожающей методологической критики. Тезис о совместимости был бы обоснован, если бы неоклассический метод (основанный на равновесии, постоянства и узких концепциях оптимизации и рациональности) соответствовал тому, как действуют люди в реальности, а не вел бы к искажению теоретического анализа, что ему, по мнению австрийцев, свойственно. Это объясняет необходимость переформулировать теоретические выводы неоклассиков с позиций динамической субъективистской австрийской методологии, выявить аналитически ущербные и отбросить их как несостоятельные. Ведь невозможно представить, что неоклассическая парадигма способна вместить реалии человеческой жизни, которые, подобно творческой предприимчивости, не укладываются в концептуальные рамки ее категорий. Попытка уложить изучаемую австрийцами субъективную реальность человеческой деятельности в прокрустово ложе неоклассической парадигмы неизбежно ведет либо к вопиющему ее пародированию, либо к благополучному краху неоклассического подхода и замене его более богатой и реалистичной, сложной и проясняющей концептуальной схемой, характерной для австрийской школы.