Павел Черкашин - Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни

После четвертого бокала Санчес сказал себе, что нужно или что-то предпринимать, или отправляться домой, спать. Современным искусством он уже насытился. Познакомиться с этой девушкой, перекинуться парой фраз, обменяться визитками – отличная разминка перед тем, как завалиться в самую гущу деловых пиджаков и вечерних платьев. «Никто тебя не съест и не обидит. Это деловое мероприятие – как корпоратив. Здесь принято знакомиться», – убедил он себя.

У очередной композиции девушка стояла особенно долго, нахмурив брови. Это было сложное нагромождение грубых, как будто разорванных взрывом железных и деревянных конструкций, с вплавленными тут и там черно-белыми экранами. На экранах попеременно плакали и смеялись глаза людей.

Помня наставления Димыча начинать диалог с девушкой раньше, чем сознание начнет внутренний диалог противоречий и неминуемо приведет к смущению и застенчивости, он выпалил первое, что пришло в голову:

– Довольно странная конструкция. Вы не находите? Мне кажется, автора мучили приступы нервной булимии по ночам… С тяжелыми последствиями… И он поклялся увековечить всю полноту раздирающих его противоречий. Утром. Используя все, что попалось под руки.

Девушка посмотрела на него долгим испытующим взглядом. Санчесу настрой девушки не очень понравился. Он поежился.

– Не слишком ли категорично? Вы как будто подписываете приговор художнику, а не выражаете свое – надо заметить, чисто субъективное – мнение!

– С моей – чисто субъективной – точки зрения, неправильно запихивать в свое произведение все, что есть под рукой, для того, чтобы выразить миру отсутствие собственной точки зрения. Первичной является мысль поэта, которую он из глубин своей души и сознания хочет донести до широких масс. А здесь мысли нет – только нагромождение экранов и еще каких-то… фишек. Как если бы художник выдавливал на холст все имеющиеся у него в наличии краски в надежде, что они случайным образом соберутся в глубокую по смыслу и эмоциональному наполнению картину.

Санчес наглядно изобразил, как ехидно прищуренный художник выдавливает краски на холст. Ему это показалось забавным, девушка только вскинула бровь.

– Оглянитесь вокруг себя. Мир такой и есть, если вы не заметили. Хотите вы этого или нет. Разнородный. Жестокий. С острыми рваными краями. И изменчивый. А художник увидел суть этого мира и изобразил ее. Это его законное художественное право.

– А мое законное право – стоять перед этой… с вашего позволения… композицией и сделать законное умозаключение, что это гениальное творение не идет ни в какое сравнение с естественными природными творениями. Такими как вы, например.

– Мама дорогая! А вы не думали, что ради своего пошлого и банального комплимента, который не способен тронуть даже вон ту сонную бабку-смотрительницу, вы посчитали нужным обидеть талант великого художника!

– Нет.

– Что «нет»? Не думали?

– Думал, но не обидел. Во-первых, это «художница», а не «художник», судя по вывеске вот здесь, видите? И потом, правда не может быть обидной. Она мотивирует, стимулирует развитие, совершенствование. Для борьбы с мировой энтропией нужно накапливать объективные знания о реальности, а не плодить субъективное множество инвариантных правд, пусть даже какая-то из них будет отдельно взятому художнику более приятной.

– Ого! «Инвариантные правды» – это уже тяжелая артиллерия. Долго репетировали? Что за разглагольствования воинствующего дилетанта? Для глашатая объективной правды о высоком искусстве у вас матка маловата. Должна вас сразу предупредить, что автор этого «творения», как вы выразились, – лучшая подруга моей матери и друг нашей семьи. А я помогаю ей в организации этой выставки и искренне считаю ее работы гениальными. И вино, которым вы безбожно злоупотребляете весь последний час, присутствует здесь с одной целью – помочь уважаемым спонсорам взглянуть на высокое искусство без обывательских предрассудков, через призму субъективного художественного восприятия. А не для того, чтобы предоставлять всяким клеркам возможность клеиться к организаторам. Доступно излагаю?

– А почему вы так напряглись? Вас раздражает конструктивная критика в адрес друзей? Вы же понимаете, что я смотрю на работу вашей знакомой без привязки к вашим дружеским чувствам. И это делает восприятие более объективным. К тому же я думаю, что в глубине души вы прекрасно меня понимаете и поддерживаете – может, поэтому и беситесь?

– Я спокойна, как могильщик на работе. И когда человек неприятен мне сверх обычного, я представляю себе, каким должен быть гроб, чтобы ему там было комфортно и уютно. Очень помогает. Рекомендую… В вашем случае, кстати, гробик мог бы быть достаточно компактным, экономя тем самым место для других… Даже на стразы тратиться не придется. Да, прежде чем вы уйдете, напомните мне, пожалуйста, чем вы зарабатываете на пиво? Читателям моего фейсбука будет интересно, кто по профессии тот лузер, что решил поучать меня в столь надменной манере?

Девушка прищурилась и слегка наклонила голову, как бы прикидывая габариты собеседника. Кровь волной ударила в голову Санчеса. Обидным был не сам «гроб», а его «компактность». В конце концов, подумал Санчес, если ей обломать каблуки, а ему – расправить плечи, то она окажется всего на несколько сантиметров выше… Он гордо вскинул голову:

– Я работаю совестью. Все слежу за тобой и в ступор впадаю от увиденного. Решил представиться, наконец. Нехорошо не знать свою совесть в лицо.

– Вот это да! Мы уже на «ты»? Приятно познакомиться. Все думала – как же выглядит моя совесть, и вот наконец…

– Ну и как?

– Думала, она будет… поопрятнее, что ли!

– Чистая совесть – результат плохой памяти. Не льсти себе.

Санчес уже пожалел, что начал этот разговор. Ему до боли захотелось увидеть сейчас поблизости кого-нибудь из знакомых и приветственно помахать ему, чтобы получить повод улизнуть. Но он сам выбрал тихий зал для разговора, где прийти ему на помощь было просто некому.

Шутка затянулась и явно не была воспринята должным образом. Метод прямого нахрапа, рекомендованный Димычем, не сработал. Получилось из разряда «в рожу получить, а не впердолить».

«Больная какая-то. Еще организатор выставки. Все высокие женщины – надменные стервы…» – думал он.