Павел Черкашин - Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни

«Держись, мой многострадальный стойкий оловянный солдатик. Будет и на нашей улице праздник…» – сказал себе Димыч и снова погрузился в работу.

«Бедненький… Аяна его совсем задрессировала», – подумала Полина, выходя из офиса.

– Как у тебя? Все еще ни-ни?

Аяна отрицательно качнула головой, не отрываясь взглядом от проплывающего мимо берега.

Санчес с Полиной и Димыч с Аяной выбрались прокатиться на прогулочном кораблике по Москве-реке. Скудный ветерок дарил еле ощутимую прохладу в жаркий августовский субботний полдень. Мальчики спустились за пивом. Девочки стояли у поручней, щурясь от солнца.

– Не боишься упустить? Смотри, какой у тебя мужик. Таких в Москве – единицы. Не выдержит, сорвется, и ищи потом заново…

Аяна повернулась и серьезно посмотрела на подругу:

– А как ты собираешься жить с человеком всю жизнь вместе, если даже не уверена, сможет ли он ради тебя год продержаться без секса?

– Год?! Ты серьезно собралась его год мариновать? Ты – наивная коза, Аяночка. Выросла в своем аквариуме за пятиметровым забором. У тебя представление о жизни – из классической литературы. Сейчас не девятнадцатый век!

– Сама ты – коза! Ты лучше за Санчесом своим смотри. Он у тебя тоже тихенький такой, а что у него внутри – только программы его знают. Плечи у него каждый день все больше расправляются. Смотри, скоро взлетит!

– Вот за что люблю тебя, подружка моя дорогая, так за то, что ты такая стерва.

– Я тоже люблю тебя нежно!

– Но ты его все-таки приласкай. Год ни один здоровый мужик не выдержит. Я в этом чуть-чуть побольше твоего понимаю, – шепнула Полина, улыбаясь приближающимся ребятам, нагруженным бутылками и цветными пакетиками.

Димыч умел ухаживать. Он делал это широко, с размахом и выдумкой. Единственная проблема с Аяной заключалась в том, что ни одна его осада еще не длилась так долго. За эти месяцы он уже испробовал все проверенные на прошлых романах места и приемы. Ни одна женщина до этого не требовала от него такого мысленного и душевного напряжения, такого количества новых идей, такой концентрации финансовых возможностей. Повторяться он не привык, а поражать и дальше широкими жестами не позволяла скромная зарплата. Аяна выросла в богатой семье, с детства не испытывая нужды ни в чем. Качественная одежда, хорошая косметика, дорогие рестораны были для нее столь же естественными и привычными, как в жизни Димыча – жаренные на ужин пельмени с кетчупом, продающиеся на развес в супермаркете на углу его дома. Ресторан, который Димыч считал самым шикарным и для ужина в котором с Аяной ему приходилось отказывать себе во всем целую неделю, она воспринимала с небрежной благосклонностью и отмечала, что «папа любил бывать здесь раньше с партнерами, но когда шеф-повар сменился, кухня сильно испортилась». Ничто из богатого Диминого арсенала на нее не производило необходимого вау-эффекта.

Тогда он сменил тактику. Решение оказалось на удивление простым и незатратным.

Чего не хватает таким развращенным, избалованным богатым папенькой девицам? О чем они могут только мечтать, запертые в своих загородных особняках? Точно так же, как для Димыча мир Аяны был желанной мечтой, глобальным экстремумом, к которому он постоянно стремился всеми силами, для Аяны недостижимой мечтой был его мир. Мир душевной и физической свободы, мир без предрассудков и надуманных формальных ограничений. Девушка из высшего общества может себе позволить многое. Почти все. Но ей, скорее всего, никогда не позволяли ощутить риск бешеной гонки по ночной дороге, прыжка с парашютом, купания в мутной воде подмосковной речки-переплюйки. Ей не разрешат, обжигаясь, съесть сочную свежую шаурму «от Ибрагима» у рынка стройматериалов на МКАД. Выкурить настоящий косяк на подпольном рейверском open air. Залезть на крышу недостроенного московского небоскреба, подкупив охранника или самовольно перекусив припасенным инструментом дужку замка. Одним словом, фантазия и смелость измученного тестостероном мужчины не имеет границ даже для него самого.

Димыч открыл Аяне новый, неизведанный для нее мир. Студентка-отличница и, по единодушному мнению всех преподавателей, подающий надежды специалист в области социологии народов и социальной геополитики, Аяна испытала настоящую эйфорию, когда Димыч затащил ее на крышу своей заросшей, заброшенной дачи, больше похожей на неумело построенный коровник. Надо было стелить липкий на солнце и пачкающий пальцы рубероид. Крепить его грубыми серыми досками и крупными, как школьные карандаши, тяжелыми гвоздями.

Здесь, под палящими лучами солнца, она наконец почувствовала то самое единение с этим мужчиной, которого ей все время недоставало. Здесь она увидела его настоящим, хорошим, естественным. Таким, каким хотела бы увидеть, чтобы полюбить…

Именно здесь, в высокой густой траве на берегу пересохшей речки, в буйстве цветочных ароматов, под мерный стрекот и жужжание, отогнав все мысли и страхи, Аяна сама положила Димыча на спину и впилась в его губы жарким выстраданным поцелуем. Она отдала ему всю себя и неожиданно получила от этого огромное оглушительное удовольствие, несмотря на все предупреждения и вздохи подружек, что «в первый раз всегда не то».

Ей пришлось использовать собственные трусики и выбросить их далеко в кусты, потому что лезть в мутную воду пусть даже с небольшой, но все-таки раной она не хотела. Ни полотенец, ни салфеток они с собой на речку не взяли. Уезжать с дачи мучительно не хотелось. Но здесь не было ни продуктов, ни столь необходимых им теперь элементарных средств гигиены. Димыч, который всегда в подобных вопросах был подготовлен к любым поворотам сюжета, за последнее время настолько свыкся со своей ролью платонического воздыхателя, что на собственной даче оказался совершенно безоружным.

Домой ехали молча, оглушенные своим счастьем. У них не осталось сил даже на то, чтобы поцеловаться, когда Димыч остановил старую «Тойоту» у ворот фешенебельного квартала на Покровке.

На следующее утро, войдя в офис, Димыч пытался скрыть распирающие его чувства под маской непринужденного добродушия. Но испытующего вопросительного взгляда лучшего друга не выдержал. Рот его непроизвольно растекся, размазался по лицу, как блинное тесто по сковородке. Импульс настоящего мужского счастья волной накрыл вечно озабоченных программистов, равнодушную Гретту, делового Василия, хмурого Тимура, погруженного в свои проблемы Роби и кусающую губы, чтобы не расплакаться от досады, Лену.