Александр Ольшевский - PR для командующего реальностью. Методичка информационного военачальника

Точная дата появления первого пиарщика не установлена. Однако можно соотнести это с другими историческими фактами, тем более что практически у всех народов данный процесс происходил одинаково – ведь потребность в такой фигуре была одной из первичных потребностей общества, вне зависимости от господствующего строя.

Еще в первобытнообщинном строе, при появлении понятия власти она изначально делилась на две ветви – власть над телами и власть над душами , которые, соответственно, были представлены фигурами главы общины , или вождя , и колдуна , или шамана . Вне зависимости от конкретных названий, патриархата или матриархата, одна из ветвей власти отвечала за сферу понятного, другая – за сферу непонятного.

Глава общины занимал свой пост либо «по праву сильного», либо «по праву умного», либо по старшинству или просто ввиду того, что являлся отцом, дедом или прадедом для подавляющего большинства членов общины. Нередко он сочетал в себе все эти признаки. Он объективно являлся «лучшим» хотя бы в чем-то, и получал власть ввиду признания этого факта всей общиной, причем как добровольного, так и не совсем.

Функционал его был логичным: глава общины отвечал и за организацию трудового процесса по оборудованию пещеры, и за руководство производством орудий труда, и за обеспечение питания, и за безопасность более слабых. К нему обращались по всем насущным вопросам: от подготовки охоты на мамонта или набега на соседнюю общину для отъема добытого ею мамонта, до наказания человека, незаслуженно избивающего соседей каменным молотом. С развитием общины, людей, которые возглавляли ее, могло быть и несколько, в виде своеобразного совета старейшин.

С другой стороны, в той же общине был еще один человек, не менее влиятельный, чем ее глава и даже весь совет старейшин вместе взятый – колдун. Он не являлся «лучшим» по объективным показателям, нередко вовсе не был одним из сильнейших и опытнейших, а многим вообще казалось, что он слегка «не в себе». Он не ходил со всеми охотиться, не выполнял простейших социальных функций, даже не участвовал в обязательных для всех набегах и «общественных работах». Тем не менее, именно к нему приходил каждый член общины с проблемами, которые не могли решить старейшины, и с самыми разнообразными вопросами (подчас откровенно глупыми). Именно у него интересовались, зачем дует ветер, кто виноват в наступлении ночи, куда течет вода или почему мамонт такой большой. И он объяснял, причем всегда. Глава общины и старейшины относились к нему с немалым уважением и очень ценили, как и сегодня ценили бы родители любого, кто вразумительно ответит на аналогичные вопросы слишком любопытного ребенка. Да и сами старейшины нередко обращались с просьбами – например, не обвинять лично их в том, что ночь все-таки наступает, или объяснить им самим, почему загрызенный хищным зверем охотник неожиданно умер.

Однако статус такого колдуна не ограничивался просветительской функцией. Старейшины отправляли к нему и всех, кто обращался к ним самим с трудно выполнимыми требованиями – чтобы пошел дождь, чтобы сила убитого мамонта хотя бы частично перешла к убившему его, чтобы у беременной женщины наконец-то родился ребенок… И колдун не отказывал, хотя порой для исполнения желаемого были необходимы жертвы и некоторый период времени. И, как ни поразительно – дождь, в конце концов, все-таки шел, ребенок рождался, а охотник на мамонта становился сильнее. Принимались и менее этичные просьбы: чтобы некий соплеменник случайно погиб от молнии или утонул, чтобы красивая женщина обратила внимание на тупого и уродливого охотника, чтобы тяжело больной человек вдруг исцелился. Почему бы и нет? Колдун не возражал, хотя опять требовал жертв и соблюдения особых правил.

Не удивительно, что в общине этого человека побаивались. Тем более, что под магическим воздействием колдуна порой погибал и слишком зарвавшийся глава общины, или неожиданно впадал в безумие. А чудеса, творимые колдуном, все менее поддавались объяснению – он управлял стихиями, излечивал или создавал новые болезни, наделял отдельных людей невероятными силами… И глава общины снова и снова шел к колдуну просить о предотвращении стихийного бедствия, устранении противника или просто о помощи в сохранении власти. А приносимые жертвы и дары приводили к тому, что колдун являлся самым обеспеченным и преуспевающим человеком, хотя не делал для этого ничего, что было принято для всех остальных. Более того – если на власть и имущество старейшины мог покуситься кто угодно, на самого колдуна и все, что ему принадлежало, распространялась негласная неприкосновенность.

Никто не видел здесь парадокса: ведь колдун напрямую общался и с потусторонним миром, и со всеми высшими силами. Именно ему поручали деликатные миссии вроде «договориться с рекой», «попросить о милости лес» или «установить дипломатические отношения с горой». А уж пообщаться с умершими или изгнать злого духа – это вообще относилось к разряду рутины. Возможности и влиятельность той или иной общины тоже во многом зависели от силы и способностей ее колдуна.

Его функционал включал по меньшей мере две важнейших задачи – объяснение непонятных явлений и управление сверхъестественным . Но была и еще одна задача – предсказание будущего , то, что сегодня назвали бы прогнозированием . Охотник шел к колдуну и за предсказанием о том, что произойдет, если пойти убивать мамонта не коллективно, а одному, чтобы ни с кем не делиться добытым мясом. И получал пророчество, что делать это небезопасно. И не делал, а если делал – то погибал, чем лишний раз укреплял и без того огромный авторитет предсказавшего это колдуна. Старейшина хотел, чтобы у него родился сильный и мудрый сын, который потом станет главой общины. Колдун предсказывал, что если старейшина оплодотворит как минимум половину всех женщин общины, то у одной из них действительно родится именно такой сын. И это предсказание тоже сбывалось.

С усилением и централизацией власти, она распространялась уже не на отдельные общины, а на целые племена и территории. Племена возглавляли вожди – лучшие из лучших, проявившие чудеса выживания и обладающие огромным опытом. Но рядом с фигурой вождя опять была не менее значимая фигура шамана – все того же колдуна-пиарщика. Теперь он был еще более авторитетен, устанавливал обязательные правила, ритуалы, формировал график жертвоприношений, вмешивался практически во все сферы жизни. Что и понятно, ведь шаман отвечал за управление реальностью, с развитием общества становившейся все более сложной, и держал в своих руках причинно-следственные связи. И если он заявлял, что для призвания дождя необходимо принести в жертву десять девственниц, для всех реальность была именно такой – дождь шел только благодаря жертве.