Сергей Лекторович - Сначала будет страшно. 7 жизней, которые мне пришлось прожить, чтобы стать настоящим предпринимателем

Второй эпизод. Мне 9 лет. Мы едем в Казахстан в гости к родителям отца на машине. Местные на иномарке прижимают нас к обочине и затевают разборку: «Убирайтесь отсюда, это не ваша земля!»

Мне 11 лет. Едем в Алма-Ату уже на поезде. Мама сделала замечание проводнику за грязь в вагоне. Я лежал на верхней полке и читал журнал. Как вдруг будто сквозь сон услышал: «Ты мне указывать будешь, русская свинья?»

Я мгновенно, в слепой ярости, бросился с верхней полки на существо, от которого исходили эти звуки, но отец оттащил меня.

Что происходило дальше я долгое время не помнил. Для психики каждого ребенка воспоминания о том, как оскорбляли его родителей, слишком тяжелы, чтобы держать их в сознании.

Лишь спустя много лет отец рассказал мне о том, что после этого он увел проводника в свое купе, убеждал его извиниться, но тот был в неадекватном состоянии. Разговор продолжили с транспортной милицией, вместе с которой они и успокоили дебошира.

Когда я учился в пятом классе, разразилась первая чеченская. Начались теракты. На экранах телевизоров сообщали о взрывах домов, которые происходили то в одном, то в другом городе. «Будьте бдительны!» – звучало со всех сторон. «Обращайте внимание на оставленные сумки. Не подходите к ним. Звоните в милицию».

В те годы я, как и любой мальчишка, мечтал стать героем. С самого детства сильно переживал за свою Родину, страну, народ. И каждый день после школы бродил по ближайшей автостоянке, вычисляя, какие машины стоят на месте неестественно долго. Записывал их номера в блокнотик, чтобы вычислить ту, которая брошена террористами и начинена взрывчаткой.

Вторая чеченская застала меня в 9-м классе.

Я смотрел военные репортажи, сюжеты о зверствах боевиков, читал истории о том, как наших солдат заставляли отречься от веры, а когда те отказывались, расправлялись с особой жестокостью. Кулаки сжимались и белели от ярости, а к горлу подступали слезы бессилия.

Однажды я решил – поеду воевать. Купил камуфляжный костюм, побрился налысо, перекинул наперевес сумку, но по пути в военкомат решил зайти в школу.

«Сергей, это что еще за гитлерюгенд [4] Гитлерю́генд – молодежная организация НСДАП. Членами союза были только юноши, для девушек существовал отдельный Союз немецких девушек. Запрещена в 1945 году в процессе денацификации. ?!» – неприятно удивилась учительница истории, наш классный руководитель. Я ей спокойно так ответил: «Да в Чечне наших солдат вообще-то убивают, при чем тут Гитлер?»

Она промолчала. Я еще не знал, что такое гитлерюгенд, но скоро разобрался.

Поздний вечер. Остановка. Я и две мои знакомые девочки ждем автобус после репетиции. Рядом высокий парень, то ли таджик, то ли узбек. Я подхожу. Специально, по-доброму, улыбаюсь ему, чтобы не спугнуть.

– Нравится в России?

– Очень!

Он поначалу настроен дружелюбно.

– И много вас тут таких?

– Целая общага! Скоро еще родственники приедут.

Драки не было – после первого же удара в челюсть он убежал. Оказалось – за подмогой. Его общежитие было расположено сразу за остановкой.

Вернулись они уже втроем или вчетвером. Бой получился неравным. Через несколько минут я начал задыхаться. Подмоги ждать неоткуда. Пришлось снова включать хитрость. Я отскочил в сторону, резко рванул молнию бомбера и засунул руку внутрь. Резко вытащил руку, сложил вместе два указательных пальца, будто держу пистолет, и кричу: «Всем стоять, стрелять буду!» В темноте они не разобрались, убежали. Я еще зачем-то пробежал за ними с вытянутыми руками до арки их общаги и, когда они скрылись за углом, быстро, еле дыша, вернулся назад. Надо было срочно смываться самим. Вдруг мы увидели машину, которая встала у обочины.

– Ребят, садитесь, быстрее! – послышался женский голос. Мы с девчонками прыгаем внутрь. Там парень с девушкой. Девушка испуганно:

– Ты случайно не из этих?

– Из этих, из этих.

– Я только из Чечни приехал, – сказал интеллигентного вида в очках молодой водитель и нажал на педаль газа.

Свою группировку мы назвали «Белые волки». Когда нас было уже человек 10, я стал устанавливать порядки, придумывал повестку. Я жадно впитывал информацию, зачитывался книгами и статьями о фанатских и ультраправых группировках, о партийном строительстве, о черносотенцах и белогвардейцах, о германских, итальянских и британских национал-социалистах.

Конечно, влияли фильмы и музыка. «Румпер Стумпер – или бритоголовые», «Американская история Х» – мы, подростки, не видели и не хотели видеть мораль, о которой рассказывалось в них, не умели различать, что хорошо и что плохо. Ну и что, что главный герой фильма попал в тюрьму, ну и что, что половину друзей переубивали? Зато какая мощь и сила исходили от них. Это я и стремился копировать и воссоздать в себе.

Как часто взрослые пытаются говорить с подростками, но этот разговор выходит не на их языке. Весь смысл улетает в пустоту.

К нам потихоньку прибивались люди, которые раньше просто тусовались с болельщиками. Про «Белых волков» в городе стали рассказывать какие-то легенды. В молодежной среде говорили, что мы полные отморозки, у нас руки по локоть в крови, что мы отрезаем врагам уши, забиваем до полусмерти. Мы ничего не опровергали. С одной стороны, почти все подвиги, которые нам приписывали, не имели с реальностью ничего общего. Но с другой – наше влияние и авторитет в молодежной среде росли.

Были ли мы настоящими скинхедами?

Может быть, несколько первых месяцев, когда только начали впитывать всю эту атмосферу. Но довольно быстро спрогрессировали. Нам хотелось чего-то большего. Я скрупулезно изучал теперь уже запрещенные книжки, которые тогда можно было легко купить. Мы думали о том, как нести свои идеи в массы, создали рок-группу «White Storm», проводили собственные концерты, пытались выступать на разных фестивалях, ребята печатали листовки, оставаясь в офисах после работы, записывали музыкальные диски, делились видеофильмами.

Мы собирались сначала в одной и той же беседке и без конца обсуждали, как спасать страну. Потом «штаб-квартира» сменилась на гамбургерную возле института сервиса, а через год у «Белых волков» появился первый офис, который нам безвозмездно предоставил один из наших сторонников.

В своей небольшой пока команде мы насаждали жесткую дисциплину, формировали свои правила, которые отражали наши представления об идеальном обществе и государстве. Неформалы, панки, альтернативщики – все это осталось в прошлом, мы не признавали их тяги к анархии, пьянству, демонстративному разгильдяйству.

Однажды мы играли концерт в одном училище. Администрация предоставила нам актовый зал, оказав столь важное на тот момент доверие. И вдруг после окончания концерта к нам подошел худрук и сказал: «Ребят, из зала пропали шторы».