Владимир Тарасов - Искусство управленческой борьбы

Надо сказать, что гибель флота наблюдали с горы союзники Хуан Гая — Лю Бэй и Чжугэ Лян, опытная рука которого явно просматривается за происшедшим. Как здесь не вспомнить о стратагеме "Наблюдать за пожаром с другого берега"?!

Укрепление своих позиций нередко дается ценою потери гибкости и мобильности, и надо быть особенно осторожным, когда кто-либо побуждает нас, по существу, заплатить именно эту цену.

Сохранять свои силы, избегая открытого противостояния, — суть этой стратагемы.

Если победа противника неизбежна и сразиться с ним с приемлемым результатом уже нет возможности, то нужно:

— либо сдаваться;

— либо договариваться о мире;

— либо бежать.

Сдаться — означало бы потерпеть полное поражение.

Переговоры о мире — поражение наполовину.

Бегство же еще не есть поражение.

Избежать поражения крайне важно, поскольку это в будущем позволит одержать победу.

Вспомним обед Цао Цао и Лю Бэя. Своевременно уронив палочки для еды на пол, Лю Бэй сумел «убежать» от опасной темы разговора.

Есть время одерживать победы, но есть и время избегать поражений, когда мужество нужно не для сражения, а для бегства.

Мы уже упоминали стратагему "Путешествие по петле" в связи с моим уклонением от более чем продолжительной поездки по районам республики. Напомню, что суть ее сводится к тому, чтобы присоединиться к человеку, идущему в неверном направлении, и не пытаться его переубеждать. Но, выбирая «наилучшую» дорогу, плавно и постепенно разворачивать его в обратном направлении. Когда стратагема повторяется неоднократно, она становится приемом.

Царь был убежден, что он корова, забыв о том, что он человек. Поэтому он мычал и обращался к окружающим с мольбой:

— Придите за мной, заколите и употребите себе на пользу мое мясо.

Он ничего не ел, отсылая обратно все кушанья.

— Почему вы не отведете меня на зеленый луг, где я мог бы пастись, как полагается корове?

Так как он совсем перестал есть, то исхудал до такой степени, что превратился в настоящий скелет. Когда никакие методы лечения и лекарства не помогли, на помощь призвали Авиценну. Он велел передать царю, что придет мясник, чтобы заколоть его, разделать мясо и отда ть его людям. Когда больной узнал об этом, он обрадовался выше всякой меры и с нетерпением стал ждать своей смерти.

В назначенный день Авиценна предстал перед царем. Размахивая ножом, он закричал страшным голосом:

— Где та корова, которую я наконец-то могу зарезать?

Царь издал восхищенное мычание, чтобы мясник знал, где находится его жертва.

Авиценна громко приказал:

— Приведите скотину сюда, свяжите ее, чтобы я смог отделить голову от туловища.

Но прежде, чем ударить ножом, он пощупал, как это обычно делают мясники, насколько упитаны бедра и живот, и громко сказал:

— Нет, нет, эта корова пока еще не годится для убоя. Она слишком тощая. Уведите ее и дайте ей вволю корма. Когда она наберет нужный вес, я приду опять.

Больной стал есть все, что ему подавали, в надежде, что его скоро зарежут. Он прибавлял в весе, его здоровье заметно улучшалось, и благодаря заботливому уходу Авиценны он выздоровел.

Многие применяют этот прием, когда имеют дело с чрезмерно обидевшимся человеком:

— берут его под локоток, соглашаются с ним, делают предположения о том, "как можно было бы сказать то же самое, но в другой форме";

— находят причины, почему так случилось, что неверно истолковали поведение обидевшегося,

— и какой повод к этому нечаянно дал он сам;

— соглашаются с ним, что, может быть, есть и его доля вины, "но совсем небольшая";

— наконец, принимают его собственные извинения.

Человек собирается выйти «развеяться», оставив другого интенсивно заниматься домашними делами. Это т другой не возражает, однако, поинтересовавшись предполагаемым маршрутом, просит «заодно» выполнить небольшое поручение, а после согласия начинает разворачивать его в не такое уж и маленькое, потом "раз уж он зайдет туда, то заодно…"

Желание пойти «развеяться» улетучивается, и под благовидным предлогом уходящий остае т ся и присоединяется к делам оставшегося.

Во всех случаях для «объекта» воздействия пристраивается, как по лекалу, "заворачивающее будущее", и нередко это делается совершенно интуитивно. Иногда — с отвлекающими маневрами.

Подобно тому, как жена, не переча подвыпившему мужу, отвлекая его добродушными разговорами и шутками, разворачивает в сторону таким образом, чтобы он очутился дома, минуя дом их знакомых, куда он порывался "неожиданно нагрянуть".

Когда рискованно переубеждать инакомыслящего, можно присоединиться к его позиции и способствовать ее постепенной реализации, шаг за шагом подвергая ее корректировке — до полного совпадения с собственной позицией.

Смысл приема или стратагемы вполне ясен из названия. Если оппонент высказывает вам упрек, претензию или аргумент, то нередко удачным ходом является возвращение обратно оппоненту того же самого упрека, претензии или аргумента. Есть шансы, что "граната взорвется" именно у него.

Говорят, пришел однажды к Пикассо в студию его друг — военный:

— Что за чепуха! Все нереально! Нет ни одной картины, которая хоть сколько-нибудь была реальна!

Пикассо слушал его молча: нельзя требовать от солдата глубоких суждений об искусстве. Потом они заговорили о других вещах. Солдат показал фотографию своей подруги — маленькую фотокарточку.

Пикассо рассмеялся:

— И как это ты — с такой крохотной — умудряешься заниматься любовью?!

Солдат сказал:

— О чем ты говоришь? Это лишь снимок!

— Так и картина — тоже символ.

А вот возврат аргумента попроще: ведь не каждый из нас — Пикассо.

Один продавец оружия уж очень расхваливал свои щиты и копья. Продавая шиты, он говорил:

— Еще не нашлось копья, которое могло бы пробить мой щит!

А продавая копья, говорил:

— Еще не нашлось щита, которое бы устояло перед моим копьем!

Естес твенно, ему задали вопрос:

— А что будет, если твоим копьем ударить по твоему щиту?

Человек оказывается в положении этого торговца гораздо чаще, чем ему кажется.

— Нередко тот, кто упрекает другого в многословии, сам говорит еще больше.

— Кто упрекает в страхе, сам боится.

— Кто упрекает в обмане, сам обманщик.

— И т. д.

Человек подсознательно ощущает в себе нечто пустое, и чтобы избавиться от дискомфорта, ищет того, кто в этом отношении "еще пустее". Ищет, и если находит нечто похожее, то заявляет об этом, как о достоверном факте, — в форме упрека или претензии.