Ог Мандино - Выбор

Во время наших совместных тренировок Луиза, бывало, выходила из дома, чтобы подбодрить двух своих бейсболистов. Однажды, после того как мы закончили и Тодд умчался на велосипеде с перчаткой и битой, горя желанием найти себе еще какое-нибудь занятие, мы уселись отдохнуть вдвоем на лавочке в тени маяка.

– Тяжеловато дышишь, тренер, – подколола она.

– Посмотрел бы я, как ты задышала бы после пятидесяти приседаний, уворачиваясь от небольшого, но увесистого предмета, летящего прямиком в голову со скоростью более пятидесяти миль в час.

Она хихикнула и прижалась щекой к моему взмокшему плечу. Чем ближе к началу тура, тем больше мы с Луизой сближались, хотя куда уж еще. Через пару минут молчания она спросила:

– Марк, а кто такой Александр Энтони? Имя вроде знакомое, но не могу припомнить откуда.

– С чего это ты спрашиваешь про Энтони?

– Сначала скажи кто он, потом отвечу.

– Ладно. Александр Энтони во время Второй мировой войны был военным корреспондентом. После ее окончания написал бестселлер «Как преодолевать жизненные трудности», ставший классикой литературы об успехе. Доведись выбирать самую лучшую книгу по самопомощи, выбрал бы ее. И знаешь, ведь он не написал больше ни одной книги.

Луиза хлопнула ладонью по лбу.

– Ну надо же! Точно. Ты часто упоминал его фамилию в выступлениях, когда работал в компании, а в «Ключе к лучшей жизни» есть даже глава, посвященная его принципам достижения успеха, так?

– Верно. К тому же Энтони – весьма загадочный человек. Он достиг небывалой славы, в течение нескольких лет на обоих континентах только о нем и говорили. Но потом Энтони внезапно исчез, и больше о нем никто не слышал. О его странном исчезновении было написано сотни статей, он стал самым известным из пропавших людей после Амелии Эрхарт [24]. Позже о нем, конечно же, позабыли. Сейчас ему, пожалуй, далеко за семьдесят, при условии, что он еще жив.

– Думаю, он жив, Марк, – запнувшись, произнесла Луиза, протянув мне открытку. – Это пришло с сегодняшней почтой.

Выведенные нетвердой рукой мелкие буквы читались легко. Писатель выразил восхищение моей книгой и поблагодарил за теплые слова в свой адрес. Также Энтони высказал пожелание, чтобы я к нему приехал, ведь проживает он в Стоддарде, всего в каких-то двадцати милях отсюда. И поскольку он всегда дома, то подъехать к нему можно в любое удобное для меня время. Затем следовало подробное описание, как найти его хижину. На открытке стояла подпись: «Александр Энтони».

Я с нежностью провел по ней пальцами.

– Просто не могу поверить, Луиза. Словно получил весточку с того света. Пожалуй, это единственный человек в мире, с которым хотел бы поговорить, поучиться у него. Думал, он давно умер, а тут приглашение в гости. Почему меня? И где он был все эти годы? Его книга изменила жизни миллионов людей и до сих пор актуальна. Может, это какой-то розыгрыш. Очередной чудак вздумал разыграть нас?

– Не думаю, Марк. Что-то подсказывает мне, на этот раз открытка настоящая. Видимо, благодаря твоей книге он распознал в тебе родственную душу, которой может довериться. Хочешь не хочешь, но ты притягиваешь к себе словно магнит. Разные люди тянутся к тебе, ведь твои слова глубоко тронули их души. Ты не можешь ни спрятаться, ни убежать от этого. Совсем скоро, боюсь, тебе придется встретиться с А. В. Саломом, кем бы он ни был. Но сейчас в наличии Александр Энтони, одинокий, нуждающийся в тебе. Если его книга и слова значат для тебя так много, то выбора у тебя нет. Ты поедешь к нему?

– Напрасная трата времени.

Луиза взглянула на меня, не произнеся ни слова.

– Завтра, – пообещал ей.

ОПИСАННЫЙ НА ОТКРЫТКЕ МАРШРУТ оказался точен. Сразу за деревушкой Стоддард я увидел съезд с шоссе 123 на узкую проселочную дорогу, носившей излишне красочное название – «Окаймленная березами дорога», и ровно полмили трясся на ее ухабах. Затем свернул направо в единственный просвет в густых зарослях высокорослой черники и поехал по едва различимому в опавшей сосновой хвое автомобильному следу. Наконец вырулил к яркоокрашенному дощатому домику, находившемуся всего в нескольких ярдах от безмятежной глади небольшого пруда, обозначенного как Айленд Понд.

У открытой со стороны пруда веранды, между двух штабелей наколотых дров, стоял высокий худой мужчина с бородой. Опираясь на топор, он внимательно следил за приближением моего нового джипа 1982 года выпуска. Но вот широко улыбнувшись, человек выпрямился, отчего топор упал, и, прихрамывая, торопливо зашагал к машине, вытирая руки об истертые джинсы и клетчатую фланелевую рубаху, всем своим обликом напомнив Линкольна.

Едва успел захлопнуть дверцу, как он оказался рядом, протягивая руки и приветствуя чудным низким басом, какой прежде слышать не доводилось.

– Вы, должно быть, великий Марк Кристофер. Рад приветствовать вас в моем скромном пристанище!

Мне представлялось, что за время поездки из Джеффри я сумел морально подготовиться к возможной встрече с настоящим Александром Энтони, но сейчас, когда он тряс мою руку, потребовалось несколько минут, прежде чем я смог окончательно прийти в себя.

– Сэр, – наконец очнулся я, – мне право сложно выразить, какая это огромная честь… и потрясение. Я ведь не сомневался в вашей кончине.

Он едва заметно растянул в улыбке полноватые губы, прикрытые седовласой бородой и усами.

– Покончить с жизнью можно по-разному, мистер Кристофер, возможностей предостаточно. Прошу, зайдемте в дом, посидим.

Должно быть, в глуши Аллагаша в штате Мэн еще найдутся лагеря лесорубов, способные, как здесь, поразить наше воображение. Старик провел меня через небольшую кухню с полом из протертого линолеума мимо старой дровяной печи Франклина, круглого стола под вылинявшей клеенкой, двух стульев с кое-где облупившейся бледно-зеленой краской и заваленной немытой посудой раковины из стеатита. Его гостиная, как он ее назвал, была обита грубо обработанными неокрашенными сосновыми досками, а скрипучие половицы лишь частично покрывал истрепанный плетеный ковер, на котором стоял шаткий столик, подпертый небольшой стопкой газет и журналов. У столика разместились два мягких кресла и диван с подлокотниками, протертыми до деревянного каркаса. В одну из стен был встроен огромный камин, явно не вписывающийся в столь жалкую обстановку дома. И повсюду книги: высоченные колонны, чуть не до некрашеного потолка из гипсокартона.

Я медленно потягивал прохладный сидр, принесенный хозяином из кухни, отчаянно подбирая приличествующие слова, чтобы завуалировать смущение. Я никак не ожидал обнаружить давнишнего кумира, живущим в столь убогой обстановке. Но оказалось, в том не было никакой надобности. Расположившись напротив на краю дивана, Александр Энтони вовсе не собирался извиняться за состояние своего жилища. Вместо этого он элегантно коснулся своим бокалом моего и с энтузиазмом заявил: