Солтан Дзарасов - Куда Кейнс зовет Россию?

Во-первых, отказ от фетишизации идеологических ценностей, какими для западной либеральной концепции являются частная собственность и рыночная экономика, а для советской марксистской концепции – государственная собственность и централизованное планирование. Новая модель экономики исходит из прагматической концепции социальной ориентации экономического развития и на первый план выдвигает задачу повышения народного благосостояния во всех областях жизни.

Как мы старались показать выше, попытки реформирования экономики в бывших социалистических странах потерпели крах, потому что они были ориентированы на достижение идеологических целей. Приватизация государственной собственности и разрушение социалистической плановой экономики и утверждение на ее месте рыночной экономики, основанной на частной собственности, были самоцелью, т. е. главными. Что будет при этом с населением этих стран, «реформаторов» и их западных наставников не занимало. В результате положение населения ухудшилось. В рассмотренных нами странах все обстоит иначе. Реформы были проведены таким образом, что экономический рост сопровождался повышением народного благосостояния. Основная часть населения, так или иначе, пожинает благотворные плоды реформ и принимает активное участие в их осуществлении. Высокая трудовая, изобретательная и предпринимательская активность значительных слоев общества была и остается одним из важнейших источников японского, а теперь китайского и вьетнамского чуда.

Во-вторых, смешанная планово-рыночная организация экономики со значительными регулирующими функциями государства, в особенности макроэкономических пропорций, вместо чисто рыночной ее организации, когда функция государства сводится к роли ночного сторожа, а развитие экономики предоставлено воле невидимой руки рынка. Тесная связь между бизнесом и государством, о которой говорилось выше на примере Японии, является проявлением такой модели экономики.

Япония пришла к ней прежде всего под влиянием шока своего поражения в ходе Второй мировой войны, когда ее экономика оказалась в руинах. Тогда было осознано, что своей невидимой рукой рынок не сможет вывести экономику из этого состояния, а тем более поднять ее до нужной высоты. Поэтому государственная власть стала основным рычагом этого подъема. Китай пришел к необходимости этой модели с противоположной стороны, под влиянием шока «культурной революции» и провала тотального планирования. Вьетнам также со временем отказался от механического заимствования советского опыта, что одними директивами без рынка можно сделать рывок к желанной высоте. Своими успехами опыт рассмотренных стран положил конец утверждениям о несовместимости плана и рынка.

В-третьих, активизация частного предпринимательства, которая осуществляется не путем разрушительной и грабительской пиратизации, как это было в постсоветских государствах, а путем основания и развития частных предприятий, их обеспечения ресурсами, повышения результатов деятельности, и создания, таким образом, класса талантливых организаторов и менеджеров частных и государственных предприятий. Правда, Китай имел для этого лучшие возможности, поскольку частное предпринимательство там до конца не было ликвидировано и всегда оставались его островки, которые в условиях реформы стали опорой развития частного капитала. Тем не менее главное в том, что государственная собственность ни в Китае, ни во Вьетнаме не была разрушена, а преобразована в соответствии с требованиями рынка, а развитый частный сектор был создан за счет его форсированного роста при полной государственной поддержке.

В-четвертых, образовательная система и научные исследования в рассмотренных странах, в отличие от нас, не только не были разрушены в ходе реформ, а получили небывалое до этого развитие. Вместе с заимствованием лучшего зарубежного опыта и повышением отечественного образования и эффективности научных исследований практикуется массовая посылка молодежи на учебу в развитые страны, как и командировки и стажировки в западных научных центрах. Ученые не были опущены до нищенского уровня, как у нас, а, наоборот, были созданы благоприятные условия для их эффективной работы. Наряду с этим была развернута в буквальном смысле массовая охота за лучшими в мире научно-техническими разработками, для приобретения которых не жалели средств. В странах ускоренного развития было и есть полное сознание того, что расходы на образование и науку являются самой эффективной сферой приложения капитала, если иметь в виду не захват краткосрочного куша, а долгосрочные интересы страны и перспективы ее развития.

В-пятых, экспортная ориентация китайской экономики за счет всемерного развития обрабатывающей промышленности, прежде всего выпуска и поставки на мировой рынок изделий высоких технологий. Конечно, рассмотренные страны еще далеки от того, чтобы полностью избавиться от своего периферийного положения в мире, но явно идут по этому пути. Есть полное сознание того, что только конкурентоспособность на мировом рынке гарантирует им экономическую, а вместе с тем и политическую независимость от более могущественных стран, и они следуют этим курсом. В прошлом мы видели тот же курс на примере обилия и высокой конкурентоспособности японских товаров на мировом рынке, а теперь то же самое мы видим на примере ряда других стран.

Здесь мы смогли рассмотреть лишь основные проблемы, которые, по нашему мнению, диктуют необходимость отказа от гибельной для нас неоклассической модели рынка и выбора соответствующей нашей традиции и нуждам планово-рыночной модели экономики. Теоретические истоки наших многочисленных бед и страданий, как должно быть видно из вышеизложенного, надо видеть в неоклассической теории, которая была предложена нам в соответствии с западной стратегией подчинения российской экономики своим интересам. Наглядным подтверждением принятия такой стратегии явилась наша готовность под обманным названием «великой энергетической державы» подчинить свои ресурсы развитию других стран и тем самым поставить свою судьбу в зависимость от милости покупателей топлива и сырья.

Приняв такое ложное направление своей политики и развития, как было показано во второй главе, мы развалили и продолжаем разваливать реальный сектор экономики, прежде всего нашу обрабатывающую промышленность, по существу, сокращая объемы реально производимого продукта. Если не ограничиваться лукавой цифрой общей величины ВВП, объем которого искусственно надувается за счет нематериальных услуг, валютных доходов от роста цен на энергоносители рынке, а, например, исчислить физический объем продукции обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства в неизменных ценах, то, скорее всего, вместо роста продукции обнаружили бы ее падение. Но даже если бы мы имели некоторый рост реальной величины ВВП, то все равно при нынешней ситуации он был бы сокрытием негативного процесса нашей технико-экономической деградации. Печальный советский опыт должен был бы нас научить, что за общими показателями всегда надо видеть качественные структурные процессы, прежде всего повышение или снижение удельного веса технически передовых отраслей производства и услуг. С этой точки зрения нашу ориентацию на привлечение в страну иностранных производств с «отверточной технологией» следует рассматривать как прямую дорогу на свое превращение в страну периферийного капитализма.