Лилия Кох - 100 дней между жизнью и смертью

Здесь же совсем по-другому: чисто и теперь уже кажется, что и уютно. Наверное, за пару часов я немного освоилась. Из окна открывается очень хороший вид: в больничном дворе зелено, как в саду, маленький, но очень милый водоем со стаей золотушек разного размера, белые кувшинки.

В палате есть телик, а возле моей кровати тумбочка с телефоном. Медсестра сказала, что у меня будет свой номер, и в палату можно будет звонить. Я познакомилась с тремя медсестрами, приняли меня хорошо, все объяснили и рассказали. С первого взгляда показались очень доброжелательными, хотя как раз первому взгляду на людей здесь, в Германии, я перестала слепо доверять. Это началось после моего посещения немецких официальных учреждений, где служащие ведут себя преувеличенно мило, особенно в моменты отказа тебе в каких-либо просьбах и нуждах.

Чуть позже одна из медсестер вернулась, чтобы взять у меня кровь… это было уже не так мило. Глупо, но я ужасная трусиха во всем, что касается уколов. Надеюсь… хотя, наверное, смешно надеяться на то, что этим людям в белом не понадобится часто ставить мне уколы и брать мою кровь.

…Каким же долгим кажется мне этот день и какой же долгой будет ночь. Мой немецкий не так уж хорош, чтобы пытаться кому-то изливать душу, поэтому остается лишь одно: исписывать листы бумаги и ждать…

Здешний персонал мне кажется приятным и участливым, за исключением одной медсестры, которая подолгу разглядывает меня, ничуть не смущаясь тем, что в ответ я начинаю разглядывать ее так же пристально. Не могу бесконечно притворяться и не замечать этот, я бы сказала, нездоровый интерес. От ее странного взгляда невольно начинаю чувствовать себя инопланетянкой. В последний раз это даже заставило меня подойти к зеркалу, чтобы убедиться, что со мной все в порядке и на моей голове ничего не наблюдается, кроме длинных волос. А то я уже начала думать, что у меня там зеленые антеннки выросли! Короче, две руки, две ноги, два глаза и нос посредине, впрочем, как и у нее самой.

Смешно было наблюдать ее удивление, когда она увидела большой русско-немецкий словарь на моей кровати и несколько исписанных на немецком листов формата А4. Мой немецкий еще совсем слаб, и, чтобы не тратить время зря в больнице, я решила писать тебе на немецком, хочу улучшать язык.

В глазах этой чудной медсестры замер немой вопрос. Не дожидаясь, пока она его выскажет, я попыталась дать ответ на своем слабом немецком. Сказала, что мои папа и бабушка – настоящие немцы, поэтому мы имели возможность переселиться на историческую родину. Несмотря на мои логические и, как мне показалось, связные объяснения, она никак не могла понять, почему нам разрешено оставаться в Германии на правах полноценных бюргеров. Кажется, я превзошла саму себя в историческом экскурсе, начав с Екатерины Великой, которая тоже была немкой. К сожалению, попытка изобразить учителя истории старших классов рухнула, так как она ничего и никогда не слышала о Екатерине Великой.

В моей палате сегодня побывало уже столько людей, а я веду себя как полная идиотка, почти у каждого спрашивая, как долго я здесь пробуду и как часто мне будут ставить уколы. Вопрос, конечно, очень содержательный, наверное, поэтому все реагируют почти одинаково, снисходительно улыбаясь и задавая встречный: «Разве сейчас это является самым важным?» А в глазах читалось: «Она точно сбрендила!»

Ну конечно, является! Как минимум для меня, я ведь не знаю, что будет дальше, зато знаю точно, что после операции все получают кучу уколов! Я даже операции не так боюсь, как уколов! Что же с этим делать? Избежать не получится, значит, надо придумать, как мне их не бояться.

Не бояться тоже как-то слабо получается, ну и ладно! Разве я не человек, разве мне не может быть страшно? Конечно может! Вот и прекрасно, немного побоюсь!

Где я?

Опять этот вопрос… Ах да, в больнице. Надо же, проспала два часа и не заметила. Сон был такой крепкий, что даже не услышала, как в палату вошел доктор.

Теперь я знаю, что это был анестезиолог. Наверное, здесь так принято – в деталях информировать пациента о том, что с ним будут проделывать. Если честно, я против! Скажи, ну зачем пытаться так детально, подробно и, я бы даже сказала, красочно описывать каждую процедуру??? Например, после выданной информации о длине, ширине и толщине катетеров, которые какое-то время должны будут оставаться в моем теле, я их уже явно в себе ощущаю. Это неприятно и даже страшно… Может, вообще больше никого не впускать до завтра? Какой смысл мне все это слушать? Все равно я не могу сказать что-то типа: «Хорошо, пусть вместо трех будет пять катетеров, но за это отменим уколы!»

А было бы здорово!

Да, я понимаю, таким образом они снимают с себя часть ответственности. Ты проинформирован, со всем согласен, поставил свой автограф где надо, и все! Немецкая предусмотрительность. И всем плевать, что пациент теперь еще больше умирает от страха.

Дожить бы до завтра!

Я сегодня сама не своя. Сижу на подоконнике, смотрю в окно и начинаю реветь, чувствую себя, как тот орел молодой, который «сидит за решеткой в темнице сырой». Я, конечно, не орел, и темница моя не сырая, да и не темница вовсе, бред какой-то… Мне становится смешно, и я хохочу как сумасшедшая. А временами резко наступает подозрительное спокойствие, как, например, сейчас. Может, все это и есть нормальные эмоции в моей ситуации?

Мой природный оптимизм, который никогда не дает мне киснуть больше, чем я сама могу позволить себе «пострадать», сейчас борется с реальностью. И это приносит свои плоды. Например, пытаясь трезво смотреть на ситуацию, объективно рассматривать ее негативные стороны и последствия, мне удается побороть страхи и мысленно взять под контроль происходящее. Конечно, не со всеми страхами мне удается справиться, но это лучше, чем ничего. Очень надеюсь, что время после операции пролетит быстро и я вернусь домой. Сегодня только первый день в больнице, а я чувствую себя так, как будто нахожусь здесь целую вечность.

Представляешь, мне подключили телефон, и сразу позвонила подруга из России! Не успела я вставить вилку телефона в розетку, как раздался звонок! Это моя лучшая подруга, моя родная Ленка, я рассказывала тебе о ней. Она сообщила мне очень хорошую новость! Говорит, что на днях купила мне три отличных парика. От моих настоящих волос ни за что не отличишь, такие же длинные и красивые… Да, новость хорошая, спасибо, конечно. Врач сказал, что месяца через два наступит то время, когда придется походить в парике. Как минимум, теперь можно сказать, что благодаря заботе друзей я «подготовилась» к тому, чтобы все необходимое время более-менее достойно выглядеть. Малейшее соприкосновение с этой темой сводит меня с ума… время еще есть, поэтому я отложу эти размышления на потом. В воскресенье бандероль придет во Франкфурт, а оттуда ее перешлют к нам в Геру. Приятно чувствовать, когда о тебе беспокоится и любит такое количество людей.