Билл Сэмюэл - История Foyles. Книготорговец по случаю

Когда мы были маленькими, Били был для нас раем. Первое, что я помню, — Рождество 1946 года, когда мне было пять, первое Рождество, после того как мой отец вернулся с Ближнего Востока, где служил во время войны. Там были мои родители и, возможно, дядя Дик с семьей — определенно нас собралось слишком много, чтобы разместиться в аббатстве, поэтому меня и мою младшую сестру поселили у одного из садовников, мистера Куая, который жил с женой в небольшом доме на окраине Молдона. Моя память запечатлела детали, которые дают представление о жизни тех лет: в Били все еще использовали газовые фонари, а в доме мистера Куая не было канализации — туалет с выгребной ямой стоял на другой стороне улицы, на краю поля. Мне, пятилетнему, поручали перед сном переводить через дорогу младшую сестру, которой еще не было и трех, и мы преодолевали этот путь среди зимы, облачившись в пижамы и халаты. Каждое утро мистер Куай на своей машине отвозил нас за несколько миль в аббатство, где мы грелись у большого камина, который топили только на Рождество, когда в нем сжигали несколько тонн дров, и он раскалялся так, что к нему было не подойти ближе, чем на несколько шагов.

Мистер Куай был крупным мягким и немногословным человеком и всегда с любовью и заботой ухаживал за парком. Он был беззаветно предан Уильяму. За все годы нашего знакомства мы так и не узнали его имени. Даже жена называла его «мистер Куай». Все наше детство он был неотъемлемой частью Били, и в последний раз я видел его спустя лет шестнадцать, на похоронах дедушки, таким же беззаветно преданным своему хозяину, как и при его жизни.

На школьных каникулах мы непременно приезжали в аббатство и оставались здесь на неделю, чтобы подчиниться ритму жизни Уильяма: по пятницам он всегда ездил в магазин. Foyles, который к тому времени занимал более 5500 квадратных метров по обе стороны Манетт-стрит и был одним из самых больших книжных магазинов в мире, дома всегда называли просто «магазин». В полдень, после нескольких часов в магазине и ланча в Trocadero, мы встречались в кабинете Уильяма, а оттуда спускались в товарный двор, где дедушку ждал его шофер Джо Литтл с машиной. Он вез нас через Ист-Энд на Саутенд-роуд, где мы всегда останавливались в пабе «Золотое руно». Себе Уильям заказывал пинту пива, нам — фруктовый сок Britvic, водителю, который ждал в машине, — полпинты пива.

Кен Лэнгли, хозяин паба, во время войны был летчиком-истребителем и часто развлекал нас историями о своем боевом прошлом. Он рассказывал, как на своем «спитфайре» настигал летающие бомбы «Фау-1», чтобы поддеть их кончиком крыла и перевернуть в воздухе. Когда я пишу эти строки, я вспоминаю, что по тогдашним законам Кен не мог продавать спиртное после полудня, а значит, он был готов слегка нарушить правила ради Уильяма. Часа через полтора мы вновь трогались в путь. Оставшуюся часть путешествия дедушка дремал, а мы, ерзая от нетерпения, ждали, когда за деревьями покажется красная черепичная крыша Били. Раздается скрип тормозов, машина останавливается перед входом, и из небольшого вестибюля мы спускаемся в теплую комнату. Мы вдыхаем воздух аббатства, ударяем в большой обеденный гонг у подножия лестницы и бежим в маленькую столовую, где любила сидеть бабушка, которой в этом огромном особняке всегда было слегка не по себе. Она здоровается с нами немного скованно, поскольку не умеет общаться с детьми так же спокойно и непринужденно, как Уильям.

Жизнь Уильяма в Били шла заведенным порядком. Завтрак, приготовленный поваром в большой кухне на другом конце дома, нам подавали в столовой — в те времена было не принято завтракать на кухне. Затем Уильям отправлялся к себе в кабинет и проводил утро, либо разбирая небольшой пакет с почтой, которую еженедельно присылала его секретарь мисс Уайман, либо в библиотеке, занимаясь книгами. Его коллекция постоянно менялась: он пополнял ее, избавлялся от лишнего, заменял одни экземпляры на другие. Хотя своим временем он делился так же щедро, как и деньгами, обычно в эти часы мы его не беспокоили. Однажды я зашел к нему в кабинет и увидел, как он берет конверты из стопки, лежащей на столе, и вкладывает в каждый десятишиллинговую банкноту. Когда я спросил, зачем он это делает, дедушка ответил, что каждую неделю он получает много писем с просьбами о помощи, и, хотя знает, что большей частью их пишут мошенники, он отправляет всем просителям по десять шиллингов, чтобы не пропустить тех, кто в самом деле нуждается в деньгах.

Во второй половине дня, пока было солнечно, мы играли в крокет и в кегли, а вечером — в карты и в домино. Уильям всегда отчаянно жульничал, но при этом выигрывал всегда кто-то из нас. Иногда мы ходили на рыбалку, выходили за пределы аббатства и шли через лес, мимо домиков, которые тоже принадлежали Уильяму, к речным шлюзам. Наживкой служили катышки хлеба, мы нацепляли их на крючок, забрасывали удочки и смотрели, как дергаются поплавки, когда рыба обкусывает хлеб. Впрочем, мы ни разу ничего не поймали и ходили на рыбалку только ради удовольствия побыть с дедушкой и пройтись по берегу реки, наслаждаясь ее красотой и покоем. Уильям с гордостью рассказывал, что прочел от корки до корки «Искусного рыболова» Исаака Уолтона, рыбачит уже пятьдесят лет и ни разу не поймал ни единой рыбы. Надо полагать, так оно и было.

Заведенный порядок распространялся и на его гардероб. В течение дня, во время работы или игры в кегли или в крокет, он носил кремовый хлопчатобумажный пиджак и темно-серые брюки в полоску, которые выглядели как домашняя одежда. Если мы отправлялись за пределы аббатства, пусть даже просто порыбачить, он надевал костюм-тройку, а по вечерам неизменно появлялся в парчовой домашней куртке и в феске. И конечно, на его обширном животе всегда покоилась золотая цепочка карманных часов.

Гостя в Били, мы время от времени отправлялись в однодневные поездки с бабушкой и дедушкой — всей компанией мы усаживались в большую машину, которую вел Джо Литтл. Нередко к нам присоединялась дородная миссис Литтл, которая получила ласковое прозвище «Герцогиня». Она усаживалась впереди рядом с Джо, напоминая галеон, идущий на всех парусах, а мы всей гурьбой теснились на заднем сиденье. Иногда мы ездили за покупками в Колчестер, но чаще в Саутенд. Пока бабушка ходила по магазинам, дедушка отвозил нас в парк развлечений Kursaal (мы всегда произносили это название на немецкий манер — «Курзааль», что недавно очень позабавило наших новых друзей, которые родились в Эссексе и называют его «Керзл»), страну чудес для ребятни — с каруселями, паровыми орга́нами и сахарной ватой. Мы перебегали с одного аттракциона на другой, а дедушка покупал билеты. Иногда к нашей компании присоединялись другие дети, как зачарованные они следовали за веселым и дружелюбным седовласым толстяком, этаким новоявленным крысоловом из Гамельна. Наша пестрая процессия останавливалась то тут, то там, чтобы покататься на очередной карусели. Не задумываясь, кто все эти дети, он просто пересчитывал нас и платил за билеты, на малую толику увеличивая количество счастья в мире. Так мы, кому повезло быть его внуками, получали молчаливый урок щедрости.