Игорь Минутко - Что там, за поворотом?

— Пеструха-то лучшая корова наша, — вздохнула пожилая женщина.— Ударница.

— Ну-ка, посмотрим. — И Федя ласково погладил Пеструху по шее.

Корова потянулась к Феде, ткнулась головой в его плечо.

— Сейчас, сейчас, — говорил Федя.— А помнишь, ты воспалением легких болела, дурочка? И ничего, поправили.

«Ну и чудеса! — подумал Витя. — Оказывается, и коровы болеют воспалением легких».

— А как пьет она? — спросил Федя.

— Вполне, — сказала одна доярка. — Даже больше нормы.

— Может, жар? — Федя нагнулся, пощупал у Пеструхи вымя, засунул руку в складку между передней ногой и туловищем и пошевелил губами, сказал: — Странно. Вроде нет температуры. Посмотрим, что у нее во рту.

Вместе с дедом в длинном пиджаке они насильно открыли корове рот, и Федя все там осмотрел. Витя заглянул тоже. Рот у Пеструхи был просто огромный. А зубы желтые. И между ними торчали травинки.

— Никакого воспалительного процесса, — сказал Федя и задумался. — А как с надоем? Совсем мало?

— Да с чего давать? — сказала пожилая доярка. — Ведь голодовку объявила.

— Стоп! — Федя даже ударил себя рукой по лбу. — Когда у нее теленка отняли?

— Три дня, как отняли.

— А ну-ка, быстро его сюда! — приказал Федя.

Самая молодая доярка — вся розовая, в кудряшках и в чистом, выглаженном халате — убежала из коровника и скоро появилась в ярких солнечных дверях, погоняя перед собой длинноногого теленка пегой масти с белыми пятнами над глазами.

Пеструха проворно повернула голову, шумно потянула воздух влажными чуткими ноздрями и вдруг замычала — жалобно, призывно. Теленок кинулся к матери, ткнулся в вымя, стал ударять в него лобастой головой. А Пеструха нежно облизывала сына большим языком, и вся она преобразилась — с нее будто слетели скука и безразличие ко всему; корова теперь не замечала людей, а была занята только теленком.

— Несколько дней пусть сосет, — сказал Федя. — Что ж вы, сами не докумекали? От переживаний она занемогла. По сыну тосковала. Не все коровы легко переносят отлучку телят. У них, знаете, тоже чувства. Без меня не отнимайте теленка. Я дня через три приеду.

— Хорошо, Федор Иваныч.

— Будем ждать, Федор Иваныч.

— Вы уж нас не забывайте.

Опять ехали по мокрым свежим полям; весело бежал Пепел, а Федя рассказывал:

— Понимаешь, ни у кого из других домашних животных нет такой любви к своим детям, как у коров. Если бы мы рано не отнимали у них телят, коровы бы просто извелись, все бы своим детям отдали.

— Это как? — не понял Витя.

— А очень просто. Чем кормит корова своего детенка? Молоком. С молоком бычок или телка получают от матери все необходимое для развития организма — все питательные вещества, витамины. И вот представь, что будет, если всех этих веществ не окажется в кормах, которые мы даем коровам.

— Что же будет? — спросил Витя.

— Корова начнет выделять их из своего организма — из печени, из костей, из всех клеток. И начнет худеть, болеть, умереть даже может. Но в молоке будут все нужные ее ребенку вещества.

— Какие коровы сознательные, — сказал Витя.

— Отличные животные, — сказал Федя. — Чистоплотные, добрые, неприхотливые. А когда корова заболела и у нее есть теленок, лучше всего пустить его к матери. Она все силы соберет. И поправится.

Опять закрапал дождь.

Витя завернулся в брезент.

Пели в сырых полях птицы, резво бежал Пепел, иногда поглядывал на хозяина или на Витю. В таких случаях Федя говорил ласково:

— Скоро отдохнем, старикан. Вот только в Зипуново добраться. Пожуем там с тобой сладкого овса.

Пепел в ответ радостно прядал ушами и фыркал.

Повернули на заросшую проселочную дорогу и увидели у обочины «газик». Из-под машины торчали ноги в потрепанных кедах, а рядом нетерпеливо ходил крупный, тяжелый человек в галифе, сапогах и выцветшей гимнастерке. Ходил, курил, недовольно останавливался около ног в кедах.

Это был Матвей Иванович, председатель колхоза «Авангард».

— Стой, Пепел, — сказал возле «газика» Федя. — Что случилось, Матвей Иванович?

— А! Федя! — обрадовался председатель. — В Зипуово?

— В Зипуново.

— Вот и добре. Меня подвезете. К Матвеевым заглянем. С зажиганием что-то у «газика». Коля, мой шофер, юный еще. Неопытен. Коля! Наладишь — догоняй!

— Хорошо, Матвей Иванович! — ответил мальчишеский голос из-под «газика».

Матвей Иванович тяжело сел в телегу, и она скрипнула, накренилась.

Председатель внимательно посмотрел на Витю, и мальчик смутился под его изучающим взглядом.

— Дачник? — спросил Матвей Иванович. И сам себе ответил: — Дачник... — Задумался. — Дачник-беспечник. Нравится тебе у нас?

— Нравится.

— Вот по фермам вместе ездим, — сказал Федя. — Животными парень интересуется.

— Животными? — Матвей Иванович теперь с интересом и доброжелательно посмотрел на Витю. — Это хорошо. Очень даже хорошо. — И стал серьезным. — Хочешь, подпаском назначу?

Витя не знал, что ответить.

— Шучу-шучу, — совсем невесело сказал Матвей Иванович. — Опять в Гуляеве стадо без подпаска осталось. Где дельного парнишку взять? — Он потрепал Витю по голове большой сильной рукой. — Отдыхай, набирайся сил. Края у нас благодатные. А воздух? — И вдруг засмеялся. — Представляешь, Федор: мама видит сего парня с кнутом, и коров он погоняет.

Федя сдержанно улыбнулся. А Витя немного обиделся за маму. Матвей Иванович все понял:

— Ты пе обижайся. Заботы, понимаешь, одолели. Сколько же тебе лет?

— Тринадцать. Двадцать шестого августа четырнадцать будет.

— Четырнадцать... — задумчиво повторил Матвей Иванович и нахмурился, как-то постарел сразу, и Вите показалось его лицо очень больным, замученным. — А моей Елене было б сейчас уже тридцать три. Подумать только, тридцать три!..

— Закурим, Матвей Иванович? — быстро предложил Федя.

Они закурили. Долго молчали. Ритмично, успокаивающе стучали шаги Пепла по мягкой дороге.

Матвей Иванович бросил в канаву окурок, сказал:

— Доброе лето стоит. И дождей в меру, и тепла. А травы в этот год — загляденье.

— Вам бы, Матвей Иванович, в отпуск надо, — неожиданно сказал Федя. — Нельзя же так — третий год без перерыва.

— Какой отпуск! — замахал руками Матвей Иванович. — Вот-вот косовица. Травы подходят, потом гляди... — Он стал загибать пальцы: — Клуб заложили, материалы выбивать надо, а там попрет одно за другим: яровые, свекла, картофель. Вот зимой... Зимой, Федор, отдохну. Возьму путевку в какой-нибудь знатный санаторий и — прощай, Жемчужина! Матвей Иваныч Гурин отдыхает: спит до девяти, ест по расписанию, всякие там процедуры, а вечером, конечно, пулька, преферанс! Так-то. Ох, и надоели же вы мне!

Витя понимал, что никто здесь не надоел Матвею Ивановичу, а всех он любит и не хочет уезжать из своего колхоза.