Владислав Крапивин - Стеклянные тайны Симки Зуйка

– Лучше вон туда, повыше. А то снесло меня… И добавил опять: – Если не трудно…

– А чего трудного-то, – сказал Кочерга. – Все равно вверх идем…

Где-то у кормы застучал, закашлял невидимый мотор. «Тортила» не спеша двинулась против течения. Заколыхался под косым отростком невысокой мачты флаг – желтый, с той же черной черепахой, что на трубе. Медленно, а потом побыстрее, завертелись у бортов двухметровые колеса с лопастями. Ясно было, что вертятся они просто так, от встречной воды, но все равно это впечатляло. Видно, те, кто оборудовал судно, хотели чтобы оно походило на солидный пароход.

– Выжми шмотки-то, – посоветовал Кочерга. – А то вздрагиваешь.

Симка скинул со спины сумку, стянул прилипшую майку и штаны, стал выкручивать их над бортом. Подошли двое смуглых, по очереди помогли. Подошел младший, тоже хотел, наверно, помочь, да не знал, как подступиться. Помог советом:

– Трусы тоже выжми, девчонок тут нету…

Симка выжал и трусы. Снова натянул их, а шорты и майку повесил на теплый от солнца борт – пусть подсохнут хоть немного за короткие минуты плавания.

Кочерга что-то шепнул младшему, тот нырнул в рубку и вернулся с похожим на огнетушитель китайским термосом. Кочерга открутил пробку-стакан.

– На, глотни. Тут горячий чай.

Симка охотно поглотал очень теплую и сладкую жидкость с запахом березового веника. И спросил:

– А у вас это что за корабль? Откуда?

– Сами склепали, – охотно отозвался возникший у него за спиной дядька. – Была эта посудина у одного старика, он на ней то рыбачил, то всяких тетушек-торговок с З а реки на городской рынок переправлял. Потом уехал к сыну в Омск, а этот дредноут оставил ребятам. Вот этим, значит, моим соседям. Те – ко мне: «Помоги, Вадим Вадимыч, соорудить пароход, как во времена Тома Сойера. Я вообще-то сухопутный человек, но Марка Твена читал, Стивенсона и Жюль Верна тоже. Соблазнился идеей. Вот и плаваем. Только речная милиция да инспекторы всякие придираются: нет, мол, у вас нужных прав и документов…

– А почему такое названье… буратиновое? – выговорил Симка и тут же испугался: не обидится ли экипаж парохода?

Но Вадим Вадимыч откликнулся добродушно:

– А как было назвать? «Аврора» или «Ермак»? Громкое имя ко многому обязывает. А «Тортила» она и есть Тортила, черепаха. Никто не будет укорять за тихоходность. Моторчик-то у нас так себе, подвесная чихалка…

– А где ваша гавань? – осторожно поинтересовался Симка.

– Отсюда не видать, за Судостроительным заводом, – сказал Кочерга.

«У-у…» – огорчился про себя Симка. Будь стоянка «Тортилы» поближе, можно было бы напроситься в экипаж. Для начала пускай хоть самым младшим юнгой. Потому что сразу видно – не задиристые, добрые ребята. Но за заводом – это, значит, поселок Мыс, до него несколько километров… Да и зачем он, чужак и неудачливый пловец, этому давно, видать, сдружившемуся экипажу?

«Чихалка» между тем неторопливо двигала «Тортилу» против течения, и слева проплывали бугристые, в пятнах солнца и тени, зеленые откосы. Наконец, когда сбоку оказалась ведущая прямо к Нагорному переулку лестница, Симка попросил:

– Вот здесь… если можно.

«Дэви» завертел рулевое колесо. «Тортила» охотно повернула носом к берегу и ткнулась в глинистую полосу. Мотор кашлянул и стих – видимо, выключился сам собой. Симка сгреб имущество, прижал его к груди и прыгнул с носа на сушу. Там встал лицом к пароходу и сказал:

– Спасибо!

– Не стоит благодарности, – отозвался Вадим Вадимыч. – Удачи тебе, пловец… Только не рискуй так больше. По крайней мере, без нужды…

– Не буду, – пообещал Симка без обиды. В самом деле, дурак он, что ли, дважды делать одну глупость!

Кочерга встал на нос, начал багром отталкивать «Тортилу» от берега. И вдруг опять глянул на Симку:

– Эй… а как тебя звать-то? Надо записать в журнала, кого выудили…

– Симка… – Он постеснялся назвать свое прозвище Зуёк.

– Как?

– Симка! То есть Серафим!.. Не думайте, что это девчоночье имя! Так моего деда звали, он был начальник станции…

– А мы и не думаем ничего такого, хорошее имя, – откликнулся Вадим Вадимыч, весело блестя очками. – У Пушкина есть стихи: «И шестикрылый серафим на перепутье мне явился…» Вот и ты явился нам на перепутье. Счастливо тебе…

– Ага, и вам… счастливого плаванья…

В ответ на эти слова почти все помахали Симке руками, а Кочерга багром. И «Тортила» отошла, закашлял мотор, завертелись колеса…

Симка вздохнул и поднялся по тропинке к нижней площадке лестницы. Там он оделся (майка и штаны были уже почти сухие), вынул из сумки башмаки, надел фуражку. И пожалел, что ее не видели люди с «Тортилы». Тогда они, разглядев скрещенные якорьки, смогли бы понять, что он, Симка, тоже неравнодушен к флоту. А на пряжку они, судя по всему, не обратили внимания…

И еще сразу о многом пожалел Симка. О том, что встреча эта была случайная и, скорее всего, единственная. О том, что не успел сказать про деда, какой он был начальник станции: героически пропускал без задержки красные санитарные эшелоны, хотя колчаковцы по телеграфу запрещали это делать и потом чуть не расстреляли… И жаль, что не догадался расспросить: как они делали из фанеры большущую трубу? Такая труба оказалась бы в самый раз для будущего телескопа.

Каждые сутки вслед за днем приходит ночь. Таков закон природы на планете Земля. Правда, он не действует в полярных областях – там дни и ночи тянутся по несколько месяцев. Но Турень-то расположена, как всем известно, не за полярным кругом, хотя и считается довольно северным городом (здесь любят песенку: «Есть на Севере хороший городок»). В июне дни в Турени очень длинные, а ночи коротенькие и светлые, но все-таки это ночи. И никуда от них не денешься – от белесых сумерек, пеленающих от фундамента до крыши старый дом, от непонятности, которая прячется в этих сумерках. От вязких томительных страхов, обволакивающих мальчишку, который остался один в пустой квартире…

Опасливые мысли о неизбежности такой ночи начинали копошиться в Симке с утра. Но сперва они были как бы случайные – мелькнут и пропадут. Потому что день впереди казался громадным, и чего раньше времени думать о неприятном. К тому же и утром, и днем была у Симки надежда, что новой ночью страх к нему не привяжется. Или можно будет этот страх победить музыкой. До сих пор не удавалось (или не совсем удавалось), но Симка сам виноват: не мог выбрать нужный мотив. А нынче он постарается заранее вспомнить подходящую мелодию, а потом, в момент подкравшейся боязни, включит в голове музыку, будто крепким нажатием кнопки.

И, наверно, здесь нужны не боевые марши, не суровая увертюра к опере «Тангейзер» (которую часто передают по радио), а беззаботная, весело плюющая на все страхи песенка. Вроде этой: