Анатолий Рыбаков - Детская библиотека. Том 49

— Что вы можете сказать по поводу убийства гражданина Попова Владимира Степановича, он же Шаринец?

Серенький пожал плечами:

— А чего могу сказать? Ничего не могу сказать. А его разве убили?

— Вы об этом не знаете?

— Не слыхал об этом.

— Вы были с ним знакомы?

— Знал, есть такой Шаринец, видел раза два в «Гротексе».

Он так и сказал: «Гротекс».

— Вы были с ним знакомы?

— Ну как? Как со всеми.

— А где вы были шестого июня вечером?

Серенький подумал, неуверенно сказал:

— «В Гротексе», наверное, да, точно, в «Гротексе».

— Что делали?

— В карты играл.

— С кем?

— С людьми, с теми, кого вы со мной забрали.

— А ночью где были?

— Дома спал.

— Кто может подтвердить?

— Кто… Мать, жена, соседи.

— А инженера Зимина вы знали?

— Зимина… Инженера… Нет, не знал… Кто такой?

— На Арбате жил, дом пятьдесят один.

— Не знаю такого.

— Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?

— Кто такой?

— Агент по заготовке мануфактуры.

— Не знаю…

Подписывая протокол, Серенький спросил:

— За что забрали то?

— Подозреваетесь в убийстве Шаринца.

— Вот еще новость! Кому он нужен, этот ваш Шаринец!

— Не наш, а ваш, — сказал Свиридов. — Идите, я вас еще вызову.

Вместо Серенького появился Жоржик, красивый молодой человек с густой черной шевелюрой, похожий на армянина. Он подтвердил все, что говорил до него Серенький. Да, играли в тот вечер в карты, Серенький никуда не уходил, об убийстве Шаринца не слыхал, о Зимине и Навроцком ничего не знает. Также спрашивал, за что его взяли, но, в отличие от Серенького, держался живо и свободно. И совсем не был похож на вора.

Наконец ввели Василия Ивановича. По сравнению с Сереньким и Жоржиком он действительно выглядел аристократом.

— Садитесь!

— Можно и сесть. — Василий Иванович свободно уселся на стул. — Может, сразу скажете, на сколько усаживаете!

— Срок то уж, во всяком случае, придется досиживать.

— Не без этого, — вздохнул Василий Иванович.

Он показал на Мишу:

— Позвольте спросить, кто этот гражданин?

— Практикант.

— Попрошу отметить в протоколе.

— Отметим.

Серенький и Жоржик даже не обратили внимания на Мишу, а Василий Иванович потребовал отметить в протоколе.

— Приступим к делу, — сказал Свиридов. — Речь идет о некоем Попове, он же Шаринец. Знали такого?

— Как же, знаю, видел в «Гротеске».

В отличие от Серенького, он правильно произносил название пивной.

— Разговаривали с ним?

— Был у меня как то, напрашивался на работу, только я ведь ничем теперь не занимаюсь, прошу учесть. После побега ничего за мной нет, хотел начать новую жизнь, — жалко, помешали.

— Когда Шаринец к вам приходил?

— Несколько дней назад.

— Точнее, пожалуйста!

— Три… нет, четыре дня назад.

— Шестого июня?

Василий Иванович поморщил лоб, задумался.

— Может, и шестого. Я ведь там вроде льва в клетке отсиживался и числа все перепутал. Какое сегодня число?

— Двенадцатое.

— Значит в четверг, именно, значит, шестого числа.

— Ну, о чем вы говорили?

— Играли мы в карты, вся, значит, компания, которую вы теперь здесь бесплатно кормите. Шаринец зашел, говорит: «Василий Иванович, возьмите меня с собой». Я ему: мол, сам завязал и тебе советую. С тем он и ушел.

— Один ушел?

— Один.

— Умный вы человек, — сказал Свиридов.

— Благодарю.

— Только меня дураком считаете.

— Что вы, гражданин следователь, — обиделся Василий Иванович, — я вас считаю человеком редкостного ума. И потому, как есть, все чистосердечно рассказываю. Да, убежал из под стражи. Кому свободы не хочется? Только заметьте, убежал без применения силы, никто не содействовал, зевнула охрана, я и ушел. Хотел новую жизнь начать. Год прошел, что за мной замечено?

— Кто Шаринца убил?!

— Шаринца? — поразился Василий Иванович. — Разве его кто убил? Когда? Где?

— Шестого числа вечером, в лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» по Брянке.

Василий Иванович развел руками.

— Это, извините, новость. Кому он был нужен, Шаринец, шлеппер — несерьезный человек?..

— Инженера Зимина вы знали?

— Простите, как вы сказали?

— Зимин Николай Львович, инженер. Арбат, дом пятьдесят один. Его убили и унесли портфель с бумагами.

— Ах, портфель с бумагами унесли и убили. Знаю, как же.

— Откуда знаете?

— Как откуда? В газетах писали.

— Газеты читаете?

— Обязательно. Отдел суда и происшествий — особенно.

— Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?

— Как?

— Навроцкий Валентин Валентинович.

— Нет, не знаю такого.

— Подумайте.

— Что то не припомню, — развел руками Василий Иванович. — Ни одного номера не пропускаю: «Известия», «Вечерняя Москва», а про такого не читал.

— Я спрашиваю: не знаете ли вы его лично?

Василий Иванович благодушно улыбнулся:

— Извините, я подумал — тоже какой убитый. Нет, не знаю я такого человека.

— Скрываете! Я вам скажу, почему скрываете. Расчет у вас простой: вас пошлют досиживать срок, ну, может, что прибавят, зато на свободе остается богатый человек, он у вас в руках. В тюрьме вы или на свободе — все равно он у вас в кулаке. Мешок с деньгами на воле — вот ваш расчет.

— Чересчур хитро вы рассуждаете, — усмехнулся Василий Иванович.

— Вы рассчитали еще хитрее, чем я, — возразил Свиридов. — Только должен вас огорчить: просчитались вы, уплыл ваш денежный мешок, замешан в большой афере с мануфактурой.

Василий Иванович пожал плечами:

— Странные вещи вы говорите, гражданин следователь… Мануфактура… Сроду не имел дело с мануфактурой.

— Ну что ж, — спокойно, даже равнодушно сказал Свиридов, — дело, как говорится, хозяйское. Я дал вам все возможности, вы не захотели их использовать. Вы неисправимый рецидивист. — Свиридов неожиданно наклонился вперед и, глядя в упор на Василия Ивановича, сказал: — Про мануфактуру вы не знаете, а про ключи от квартиры Зимина тоже не знаете? О том, что Навроцкий передал эти ключи Шаринцу, тоже не знаете?

Василий Иванович некоторое время мрачно молчал, потом сказал:

— Ладно, скажу, что знаю. Только учтите: в порядке чистосердечного признания. А не признавался я сразу потому, что меня все это никак не касается, других касается, а по нашим законам, то есть правилам, о чужих…

— Ближе к делу, пожалуйста! — оборвал его Свиридов. — Два часа толчем воду в ступе.

— Так вот, — по прежнему спокойно и размеренно продолжал Василий Иванович, — действительно, человек один в их доме дал Шаринцу ключи, велел унести портфель с бумагами, пообещал два червонца. Шаринец сделал, получил два червонца, а потом приходит ко мне, все это рассказывает и говорит: боюсь я этого человека, убьет он меня, чтобы, значит, не показал на него. Что за человек, спрашиваю. Он говорит: Валентином Валентиновичем зовут, на бегах играет. Ну, я сам, извините, на бега езжу, играю по маленькой и не ради игры езжу, а так, до лошадей я большой охотник, и, извините, в моей каморке неделю просидишь, надо и продышаться. Взял я Шаринца на бега, он мне этого человека показал, Валентина Валентиновича. Я посмотрел на него: вижу — да! Этот могет! У нас, знаете сами, глаз наметанный… Говорю Шаринцу: зачем ты, дурак, не в свое дело полез, ты, говорю, дурак, не по квартирам ведь работаешь, хочешь стать человеком — своей профессии держись. А он отвечает: на два червонца позарился. Ну, говорю, сам позарился, сам и раззаривайся. А теперь видите как! Убили! Значит, правильно предчувствовал, понимал свою судьбу.