Эдуард Веркин - Искусство требует жертв. Как снять видеоклип

– «Триумф», – прошептал Генка. – У него настоящий «Триумф»…

– Где-то я это уже видел… – шепнул Витька. – Английский флаг, мотоцикл…

– Это Парамохин, – указал на «байкера» Жмуркин. – Жирная сволочь тоже что-то снимает. Фигню какую-то, бездарь чертов. Смотрите, какая у него камера – даже не цифровая, на помойке нашел, наверное…

– Откуда у них «Триумф»?

– Какая разница, – Жмуркин вскочил на ноги и стал спускаться с горы щебня.

– Ты куда…

Но Жмуркина уже заметили. Парамохин отлепил бороду и крикнул:

– Кого я вижу! Никак это ничтожный и жалкий подпевала и лизоблюд Жмуркин!

На что Жмуркин ответил:

– А это вонючий, тупорылый и бездарный крохобор Парамошкин! Что это вы тут делаете? «Спокойной ночи, малыши» снимаете?

– А ты сам что тут делаешь? – Парамохин спрыгнул с помоста и двинулся навстречу Жмуркину.

– Извини, – Жмуркин подошел в Парамохину вплотную. – Ошибся. Это не «Спокойной ночи малыши», это «Безжалостные и кровожадные помидоры-2»! Или три? Достойно, Парамохин, достойно…

– Чего вы здесь делаете все-таки? – Парамохин легонько толкнул Жмуркина.

Жмуркин устоял.

– Чего вы здесь делаете? – повторил Парамохин в третий раз.

– То же, что и вы. Клип снимать будем. И это место я выбрал уже давно, так что давай, Парамон, вали…

– Ты давно, а я давней, – Парамохин уселся на помост. – И мы никуда не повалим…

– Я тебя тогда… – Жмуркин начинал свирепеть.

Генка и Витька тоже выбрались из-за щебня. Друзья Парамохина оставили свою камеру и подошли к своему руководителю.

– Что? – усмехнулся Парамохин. – Что ты меня?

– Я тебя размажу… – Жмуркин схватил Парамонова за ногу.

Парамохин засмеялся.

– Жмуркин, – вмешался Генка. – Погоди размазывать. Чего ты лезешь?

– А чего он место наше занял?

– Тут места полно. – Генка положил руку на плечо Жмуркина. – Пять этажей места…

– Вот именно. – Парамохин отряхнул Жмуркина и встал. – Места тут много. Твой друг, Жмуркин, умнее тебя. Идите на второй этаж.

– Сам иди на второй этаж! – дернулся Жмуркин. – Никогда такого не будет – он на первом этаже, я на втором! Пусть он идет на второй…

– Во! – Парамохин показал Жмуркину кукиш и стал прицеплять бороду.

Жмуркин снова дернулся, но Генка его остановил.

– Второй этаж еще лучше первого, – шепнул Генка. – Гораздо лучше. Там воздух чище…

Жмуркин хотел что-то сказать, но передумал.

– Пойдем. – Витька потащил Жмуркина к лестнице.

Жмуркин пошел неохотно, то и дело оглядывался и показывал Парамохину кулак. Перед лестницей Жмуркин не удержался и крикнул:

– Все равно у вас ничего не получится! С такой дерьмовой камерой вы ничего не снимете!

– Жмуркин! – Генка ткнул Жмуркину в больное ухо.

Второй этаж действительно оказался лучше первого. Мусора нет, пол чистый и гладкий, стены отсутствуют. К тому же много света. Жмуркин сразу оценил преимущества второго этажа и сказал:

– Ловко я этого дурня Парамохина развел. Я сразу знал, что второй лучше, немножко попонтовал, и все – место свободно. Вот у этой стены буду стоять я с плакатами. Ты, Витька, будешь кривляться здесь, посередине, чтобы трубы в кадр попадали…

– Я не буду кривляться, я буду фехтовать, – гордо сказал Витька и стал переодеваться в кожаные штаны и кожаную жилетку с пластиковыми налокотниками.

Жмуркин тоже готовился – он повесил на штатив плакат с оборотнем, поправил его, затем стал переодеваться. Впрочем, переодеваться ему особо не пришлось – он накинул на плечи мантию, натянул парик, погляделся в маленькое зеркальце и удовлетворенно щелкнул пальцами. Затем он стал разглядывать Витьку. Витька ему понравился, и Жмуркин сказал:

– Нормально. Похож на кнехта [14] – длинный, нос немецкого типа. Но необходимо немного грима.

Жмуркин выдавил в ладонь синеватого геля, втер в Витькины волосы, зачесал наверх.

– Шикарно. Теперь собой займусь.

Жмуркин снял мантию, снял рубашку, расстелил на полу клеенку, вылил в клеенку банку столярного клея, высыпал в клей красноватый кирпичный порошок, перемешал ногой, затем сморщил клеенку и обернул ее вокруг туловища. Клеенка сморщилась и стала похожа на шрамы и рубцы. Жмуркин снова посмотрелся в зеркало.

– Я как Квазимодо [15] прямо, – сказал он. – Теперь рука.

С рукой Жмуркин ухищряться не стал, просто надел длинную черную перчатку.

– А ты чего смотришь? – спросил он у Генки. – Камерой займись!

Генка принялся скручивать штатив. Собрав треногу, обул ее в ролики, проверил ездовые качества.

– Поставь ее поближе к краю, там света больше, – приказал Жмуркин. – Но чтобы все было видно. Ты, Витька, доставай свой меч и покажи нам, на что ты способен.

Витька встал перед камерой.

– Ну, давай, – Жмуркин кивнул Генке, и тот прилип к видоискателю.

Витька приладил меч за спиной в проволочные ножны. Затем припал на одно колено. Жмуркин вошел в кадр с указкой.

– Снимай! – зашептал он Генке.

Витька стоял в коленопреклоненной позе. Затем он медленно завел руку за шею и резко выхватил меч, повел мечом вправо, затем влево, потом крутанул клинок и сделал выпад вперед.

– Нормально, – оценил Жмуркин. – Замри так, с вытянутым мечом. А ты, Генка, обкатись вокруг и по пути сделай несколько стоп-кадров.

Генка выполнил.

– Теперь еще несколько движений. Давай, Витька, пофехтуй.

Витька принялся фехтовать. К удивлению Жмуркина и Генки, Витька фехтовал очень умело, Жмуркин даже с удивлением спросил:

– Ты где так насобачился? Фильмы мои посмотрел?

Витька подбросил меч в воздух, меч описал дугу, и Витька поймал его другой рукой.

– В фильмах я лишь некоторые движения подсмотрел, – сказал Витька. – А вообще я думаю, что у меня врожденный талант. Такое иногда случается, я читал об этом. Генетическая память. Возможно, какой-то из моих предков был великим воином, и мне это досталось по наследству.

Витька продолжал фехтовать, иногда замирая в эффектной позе. Жмуркин смотрел, кивал, чесал подбородок. Генка снимал.

– Довольно, – ревниво остановил Жмуркин. – Теперь меня снимай.

Жмуркин подошел к штативу и стал водить указкой по плакату с волком-оборотнем. Затем он потыкал в другие плакаты, а Генка заснял все это и плакаты отдельно, крупным планом.

– Теперь руби плакаты, – сказал Жмуркин. – Я буду указывать указкой, а ты руби. Постарайся аккуратно, все плакаты в одном экземпляре, сам знаешь…

Жмуркин встал к штативу и ткнул указкой в волка. Витька крутанул мечом и проткнул плакат насквозь. Следующий плакат он разрубил вдоль, третий поперек.

На четвертом плакате меч затупился, и Генке пришлось оправлять его бруском. Потом все снова пошло как по маслу – Жмуркин указывал, Витька кромсал.

Когда все плакаты оказались изрубленными, великий режиссер сказал, что все в порядке, остался последний эпизод. Жмуркин встал перед камерой.