Владислав Гравишкис - Машина «ПТ-10»

— Тут мне один товарищ подсказывает: руки вполне надёжные. Сомневаюсь только, умелые ли? — косясь на Толю, говорил Степан Ильич.

Толя завертелся в кресле, замахал: что он говорит! Так всё дело испортить можно!

— А кто он такой, этот товарищ? — басила трубка.

— Как тебе сказать:.. Ростом он маловат, а так вообще старательный; должно быть, мальчишка. Технику любит, вот что главное!

— Как, мальчишка? Шутишь, Степан Ильич! Мальчишке — не отдам!..

Толя замер: вот так он и думал — дело испортилось!

— Конечно, мальчишкам мотоцикл давать нельзя, — спокойно согласился Степан Ильич. — Я его прошу для технической станции. Там будет кружок, руководитель и полная безопасность…

— Это — другое дело. Присылай людей, передадим машину… Потом они вызвали секретаря комитета комсомола Костю Богачёва.

— Я в твои дела вмешался, Костя! — сказал Степан Ильич. — В детской технической станции организуется кружок юных автомобилистов, надо ему помочь…

Было слышно, как Костя смущённо кашлянул в трубку:

— Давно собираюсь посмотреть, что делается на технической станции, Степан Ильич, да всё руки не доходят…

— Надо, чтобы дошли, Костя. Ты только представь, что обнаружилось: на технической станции автомобильного завода нет кружка юных автомобилистов… Железнодорожники имеют свои детские железные дороги, а мы отстали, позорно отстали…

— Обязательно побываю, Степан Ильич, обязательно!

— Побывай, побывай!.. И найди хорошего комсомольца-мотоциклиста, чтобы руководил кружком! — Степан Ильич положил трубку. — Ну, два дела мы с тобой сделали. Теперь ещё одно — техническая, станция. Ты мне столько наговорил о директорше, что не знаю, как с ней и полажу. Как её зовут? Екатерина Павловна? Хорошо!

Екатерина Павловна долго мялась, отказываясь браться за организацию кружка автомобилистов.

— Нет-нет, что вы! — слышал Толя голос из трубки. — Дать ребятам мотоцикл невозможно. Они такие отчаянные… Что-нибудь случится, и мне придётся отвечать. Нет-нет, избавьте, это очень опасно!

— Опасней, когда ребята лезут через забор и шатаются по заводу.

— А уж это меня не касается. Могу только посоветовать — не пускайте!

Они заговорили оба разом, и Толя перестал разбирать, что произносила телефонная трубка. Наконец, Степан Ильич положил трубку на рычаги:

— Просит письменного указания. Что же, позвоню в облоно.

Он торопливо написал что-то в большом блокноте, вырвал страничку и нажал кнопку звонка. В кабинет вошла Шура.

— Перепечатайте, Шура! Потом вручите этому товарищу! — он кивнул на Толю.

— Хорошо, Степан Ильич! Мне кажется, что товарищ немного голоден. Самойлов рассказывал, что он с самого утра бродит по заводу. Вот, покушай, мальчик.

Она подала Толе булку, намазанную маслом.

— Умно придумано, Шура! Как же это я сам не догадался? — удивился Степан Ильич.

В тот момент, когда Толя впился зубами в свежую, пахучую булку, зазвонил телефон. Это Павлик искал своего пропавшего приятеля…

Когда Павлик подбежал к постовому, тот был хмур и неприступен, нечего было и надеяться попасть снова на завод.

— Нашёлся Толька! — сказал ему Павлик, отдышавшись от бега. — У Степана Ильича сидит. Сейчас сюда придёт…

— Знаю. Звонили уже из парткома, чтобы выпустил без задержки. И директор звонил, и литейщики все звонят… Наделали переполоху! Эх, ребята, ребята!

Павлик притих: это правда, хлопот своими похождениями они наделали много. Почувствовав угрызения совести, мальчик присел на ту самую скамейку в скверике, на которой несколько часов тому назад так переживал потерю друга, и стал ждать Толю. Скоро в конце главной заводской магистрали показалась маленькая коренастая фигурка.

Толя неторопливо шагал по обсаженному с двух сторон тополями и акациями тротуару. В кустах неистово чирикали воробьи, и мальчик несколько раз останавливался, чтобы понаблюдать за птичьей вознёй. Наблюдал он долго, потом быстро, как мельница, завертел руками. Воробьи не испугались, и Толя, сорвав кепку, швырнул её в кусты.

Из кепки выпало что-то белое. Павлик видел, как Толя метнулся к белому, схватил его, снова сунул в кепку и, уже не мешкая, помчался к выходу. Он с самым независимым видом вошёл в проходную, поговорил о чём-то с постовым, тот погрозил ему пальцем, и лишь тогда направился к Павлику. Он явно важничал…

— Как хорошо, что тебя нашли, — сказал Павлик. — А я уже думал, думал — всё передумал, пока тебя искали…

— И думать нечего! У меня всё в порядке.

— Где ты пропадал?

— Нигде не пропадал. Сперва на паровозе покатался с Самойловым и Игнатом Матвеевичем, потом у Степана Ильича посидел — всё разговаривали про разное…

— Разговаривали? А о чём?

— О-о! Мы про такое разговаривали — просто чудо! Нам мотоцикл отдают на совсем… Большой, с прицепом, вчетвером вполне можно ехать, в крайнем случае — втроём.

Глотая слова, взмахивая руками, он стал взволнованно рассказывать обо всём, что с ним случилось в этот день, чего он добился.

— Вот, погляди-ка! — сказал он в заключение и осторожно снял кепку.

На дне её лежал большой конверт из плотной бумаги с голубым штампом парткома, выглядевший внушительно и загадочно. «Директору технической станции» — гласила надпись под штампом.

Пакет осмотрели со всех сторон, даже разглядывали на свет, стараясь определить размеры письма. Оказалось, что там лежит небольшая сложенная вчетверо записочка.

— Ничего, что маленькая, зато — сила! — объяснил Толя. — Теперь Екатерине Павловне деваться некуда. Пусть попробует отказаться — мы к Степану Ильичу пойдём и всё расскажем. Он сам велел — в случае чего приходите в партком.

Пока составляли план будущих действий, незаметно стемнело и непроглядная, безлунная ночь прикрыла завод. Всюду вспыхивали огни. Над головами ребят загорелась огненная надпись: «Сделаем наш завод стахановским!» Она была составлена из электрических лампочек, бусинками нанизанных на невидимую проволоку, отчего казалось, что лампочки, словно звёзды, ввинчены прямо в небо. Полюбовавшись на огни и обсудив, как всё это устроено, ребята отправились по домам.

Выйдя на улицу Мира, Толя увидел, что окна его квартиры освещены. Сейчас предстоит неприятный разговор, где был весь день, что делал, почему не приходил обедать. Это его встревожило, но ненадолго:: он вспомнил сегодняшний день, такой кипучий и интересный… Ничего, он расскажет, где был и что делал, — может быть, и обойдётся.

Мирон Васильевич ветревоженно расхаживал по комнате, Александра Фёдоровна стояла у окна и тоже была взволнована. Они только что советовались, итти ли им искать пропавшего сына или подождать ещё немного, в это время и вошёл Толя.