Виктор Логинов - Самая главная тайна

Свет потух. Наступила темнота. Петька Птица отчаянно простонал.

— Что с тобой? — кинулся к нему Валька. — Ногу сломал?

— Не-ет, хуже. Фонарик разбил.

И тут случилось то самое, непредвиденное, как будто с совершенно ясного солнечного неба грянул гром [11] [11] Фраза полностью взята из дневника. .

Валька хорошо запомнил эти секунды. Сначала вспыхнул тоненький слабый лучик, а вслед за этим яркий сноп света накрыл мальчиков.

Валька потом вспомнил, что первой мыслью у него было: «Марчук!»

Но он ошибся. Не Марчук стоял рядом, совсем не Марчук.

— Кожаный шофер! — выдавил Петька Птица.

Это была ловушка.

Прошло несколько секунд.

Первым опомнился Петька Птица. Загораживаясь от света ладонями, он глухо проворчал:

— Ну что? Не хватит играться?

— Ты прав, щенок, хватит, — раздался негромкий голос. — Внучонок сторожа? Я не ошибся? А с тобой, значит, Мельников? Ну, я так и думал. Вот до чего доводит дурная компания!

В трех шагах стоял Герман Тарасович, сомнений быть не могло, и у Вальки похолодело и напряглось в груди.

— Что скажет ваша прелестная мама? — продолжал кожаный шофер. — А тем более ваш новый папа, полковник Скорняк? Кстати, какой он у вас по счету, молодой человек? Третий, если мне память не изменяет? Или, может, четвертый? Мадам умеет жить! Но кто же ее станет порицать в наше безбожное время! Три или четыре мужа для такой красивой женщины вовсе не предел.

— Как вы смеете говорить это! — забыв о страхе, крикнул Валька. — Вы можете меня бить, пытать, но оскорблять маму я вам не позволю!

— Ай-яй-яй! — Кожаный шофер укоризненно покачал головой и затем спросил с насмешкой: — Что же я сказал плохого? Кроме правды, я не сказал ни слова. А бить... — он умолк, — зачем же? У меня рука тяжелая, я и убить могу. А зачем убивать сопляков? Думаю, что до этого не дойдет. Ну-ка, вставайте, искатели приключений, покажите, как вы сюда пробрались.

— Известно как, сверху, — отозвался Петька. — Через потолок.

— Не бреши, байстрюк! Сверху не то что такой щенок, как ты, а и воробей сюда не залетит. Ваши следы от воды ведут.

— Тогда чего спрашивать, — проворчал Петька. — Выследил, так не спрашивай.

— Молчать ты у меня будешь, гаденыш?! — рявкнул Герман Тарасович. — Поучился бы у своего приятеля, как со старшими разговаривать. Пионер, наверное? А если так, то пионеров учат вежливому обращению!

— А вы тоже обращайтесь с нами вежливо, — сказал Валька. — Не обзывайте. Мы вам ничего плохого не сделали.

— Ты так думаешь, партизанский сын? — снова усмехнулся кожаный шофер. — Я другого на этот счет мнения. Ну да ладно, что считаться. Где Магда, ты мне скажешь?

— Как я могу сказать, если не знаю.

— Не знаешь, значит?

— Не знаю.

— А кто одну вещицу из музея спер, тоже не знаешь?

— Не могу я знать все, что вам захочется.

— Так, так, молодой человек. Интересно получается, — насмешливо сказал Герман Тарасович. — Ты врешь да еще хочешь при этом, чтобы я разговаривал вежливо. Но если у меня сдадут нервы? Как я могу вежливо разговаривать, если нервы у меня в страшном напряжении?

— Но я же не виноват. — Валька пожал плечами.

Петька толкнул его локтем.

— Да брось ты с ним!.. Он знает, что это я кинжал выкрал, и нечего тут...

— Это другое дело, — удовлетворенно произнес Герман Тарасович. — Кинжал вернешь. Мне. Лично. Воровать — самое последнее дело. Пионеров, я думаю, не учат воровать. Или я несколько ошибаюсь? Что молчите? Где кинжал?

— А он вам больше не понадобится, — дерзко ответил Петька Птица.

— Вот, разговаривай с ним вежливо, — проворчал Герман Тарасович. — А ну, — прикрикнул он, — вставайте! По дороге поговорим. Но предупреждаю: не вздумайте бежать, худо будет!

— Бежать, бежать, — плаксиво повторил Петька, поднимаясь с пола. Он снова толкнул Вальку локтем. — Побежишь, пожалуй, в темноте. Раз выследили, так идемте...

Покорность вожака не удивила Вальку. К тому же и тайный толчок в бок подтвердил, что Петька Птица притворяется. Это была военная хитрость!

— Добре, добре, — обрадовался Герман Тарасович. — Мне от вас, хлопцы, ничего не надо, кроме одного: покажите тайный ход и, как говорится, на все четыре стороны.

— А вы нас точно отпустите?

Кожаный шофер засмеялся.

— Не бойся, не придушу, хотя тебя, внучонок старого пса, и следовало бы. Но я со школярами не воюю. А если вам в школе такие сказки рассказывали, то не верьте. Все брешут ваши учителя!

— С кем же вы воюете? — тихо спросил Валька.

Он думал, что Герман Тарасович не ответит, но ошибся.

— С врагами церкви христовой, — сказал тот. — Но тебе этого не понять, партизанский сын. Ты, я думаю, атеист, в бога не веруешь.

— У нас никто в бога не верует, — отозвался Валька.

— Святая наивность!

— Да брось ты, — еще раз толкнул Вальку Петька Птица. — Пора идти, а то здесь холодно.

— Ну, если озяб, так идем, — согласился Герман Тарасович. — Я вас переубеждать не собираюсь. Но и верить вам на слово — тоже поищите другого дурака. Дай-ка свою веревку!

И с этими словами кожаный шофер сорвал с Петькиного плеча его боевое лассо.

— Зачем? — испуганно спросил Петька.

— А вот зачем...

Герман Тарасович быстро размотал свободный конец, обернул им Петьку ниже груди, потом проделал то же самое с Валькой, стянул узел между ними, еще немного размотал, чтобы сохранить между собой и мальчишками удобное расстояние, и подергал, желая убедиться, прочной ли получилась импровизированная упряжка. Все это заняло у него не более минуты.

— Н-но, хлопченята, вперед, вперед! — явно насмехаясь, крикнул кожаный шофер.

— Связал, — выдавил обескураженный Петька, — справился!

— А еще говорил: с детьми не воюет, — добавил Валька.

— Ну, ну, помалкивайте, пока целы! Это чтобы вы не утекли. Я вас знаю: шмыгнете в разные стороны. У вас четыре ноги, а у меня две. В упряжке и мне и вам спокойнее. Н-но!

— Влетит вам от Дементия Александровича, — хватаясь за соломинку, сказал Валька.

— Нет, не влетит, — убежденно ответил Герман Тарасович. — Не влетит, мальчик. В жизни, как в карточной игре, вчера одному везло, сегодня везет другому. Так что, тронулись, жеребятки? Жаль, что третьего нет, была бы троечка. Где ваш третий?

— Какой третий... Ничего мы не знаем, — ответил Петька. — Первый раз сюда залезли.

— Первый раз, — весело подтвердил кожаный шофер. — Это ты не соврал.

Он снова дернул за веревку, и пленники, понуро опустив головы, поплелись по коридору. Мощный фонарь Германа Тарасовича далеко освещал узкое и длинное помещение, и до самого конца светлого пространства отчетливо видны были на запыленных камнях цепочки следов. Только теперь к ним возле самой стены прибавилась еще одна цепочка — следы Германа Тарасовича, который, обнаружив мальчиков, долго крался за ними по пятам.