Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

Как же Навроцкого не насторожили слова Шаринца? Приписал стремлению сорвать лишнюю пятерку? Пятерки он не жалел, но не любил потакать.

– Никакой пятерки! Все, как договорились. – Но слова о «рыжевье» как то отметились, и он добавил: – Что касается золота, то самое лучшее золото – молчание. Надеюсь, ты понял?

Его угроза не подействовала, случилось самое непредвиденное. Если убийц найдут, они выдадут наводчика – Шаринца. Шаринец выдаст его.

Это и привело Валентина Валентиновича в «Гротеск». Мир игры соприкасается с миром уголовным: на бега ездят не только играющие в тотализатор. Через них Навроцкий вышел на Василия Ивановича.

Официант провел его в заднее помещение пивной, каморку, тускло освещенную голой лампочкой.

За столом сидел Василий Иванович – Навроцкий видел его на бегах, показали.

У двери, прислонясь к косяку, стоял человек, которого, как сразу отметил Навроцкий, природа наградила способностью никак не запоминаться.

Они выжидательно смотрели на Навроцкого.

Аккуратно подтянув брюки, Валентин Валентинович опустился на табуретку возле стола, закинул ногу на ногу.

– У меня с вами разговор с глазу на глаз.

Василий Иванович кивнул тому, кто стоял у двери. Тот вышел, прикрыв за собой дверь.

– Не представляюсь, – начал Валентин Валентинович, – наше знакомство вряд ли продлится долго. Но считаю долгом предупредить: если я не вернусь домой в три часа, – он посмотрел на часы, – то меня будут искать здесь.

Василий Иванович тяжело смотрел на него.

– Кроме того, если я не вернусь домой в три часа дня, то здесь будут искать не только меня, но и людей, убивших инженера Зимина.

Василий Иванович все так же молча и тяжело смотрел на Навроцкого.

– Кто совершил это ужасное преступление, я не знаю, – спокойно продолжал Валентин Валентинович, – меня это не касается, я занимаюсь другим… Но я хочу поставить вас в известность вот о чем… Некий молодой человек, по кличке Шаринец, еще до убийства инженера Зимина уже побывал в этой квартире, взял там портфель с документами. Таким образом, молодой человек Шаринец знал, что второе посещение квартиры опасно. Возможно, молодой человек Шаринец никакого отношения к убийству не имеет, тогда я зря сюда пришел. Но не исключено, что имеет. Значит, он скрыл, что побывал в этой квартире и взял там портфель с бумагами. Значит, он кого то обманул. Человек, способный обмануть один раз, может это сделать и во второй. Это ненадежный человек.

Он замолчал, дожидаясь ответа.

Василий Иванович тяжело смотрел на него, потом сказал:

– Никакого Шаринца я не знаю, ни про какого инженера не слыхал. Что за муть ты здесь разводишь?

Грубый ответ. Но другого Валентин Валентинович не ожидал. Вставая, он сказал:

– Ну что ж, в таком случае извините за беспокойство. Счастливо оставаться!

Он направился к двери, но Василий Иванович остановил его:

– Навроцкий!

Нарушили соглашение, взяли деньги и нарушили. Договорились, что его имя останется неизвестным. Никому нельзя верить. Но ничего. На эту карту у него есть другая, покрупнее.

Он снова опустился на табурет, на лице его светилась та же обаятельная улыбка.

– Мы, оказывается, знакомы.

– Как вагончики, отгружаются? – спросил Василий Иванович.

– Отгружаются, транспорт у нас постепенно налаживается. Но как тесен мир! Теперь вспоминаю, мне ваше лицо знакомо, где то я вас видел – на бегах как будто; там бывает много народа, но вас я запомнил, и знаете почему?

Навроцкий сделал паузу. Лицо Василия Ивановича было непроницаемо.

– Я вам скажу, почему, – продолжал Валентин Валентинович. – Вы удивительно похожи на одного человека. Да, да, бывает же такое сходство, поразительно! Этот человек получил пять лет. Пять лет со строгой изоляцией! И представьте себе, сумел убежать. Строгая изоляция, а он убежал. Смельчак! Я преклоняюсь перед ним. До сих пор не могут найти.

– Найдут.

– Почему? – возразил Навроцкий. – Могут и не найти. Как говорит пословица: не имей сто рублей, имей сто друзей.

– У нас говорят по другому: имей сто рублей, будешь иметь сто друзей.

– Можно и так, – согласился Валентин Валентинович. – Главное, всегда, в любых обстоятельствах, быть правдивым со своими друзьями. А молодой человек Шаринец кого то обманул. Честь имею кланяться. – В дверях он обернулся: – Да, чуть не забыл. Документы убитого инженера Шаринец продал одному человеку за два червонца. Просил прибавить пятерку, но ему отказали. Это деталь, подробность. Честь имею!

Правилка была короткой.

Шаринец явился в заднее помещение пивной.

За столом играли в карты Василий Иванович, Серенький, Жоржик и еще один – Кукольник.

Они играли, не обращая внимания на вошедшего Шаринца. Шаринец не уходил. Василий Иванович его вызвал, и он дожидался, не смея ни сесть, ни напомнить о себе. Василий Иванович видит его – значит, надо ждать.

Он терпеливо ждал у двери, переминаясь с ноги на ногу, ждал, когда закончится банк. Банк держал Жоржик. Банк долго не стучал…

Наконец Серенький сорвал банк у Жоржика.

Шаринец думал, что теперь с ним заговорят, но нет: банк перешел к Василию Ивановичу; он стасовал колоду, сдал карты.

– Звали, Василий Иванович? – робко спросил Шаринец.

Василий Иванович не посмотрел на него, коротко бросил:

– Жди!

Василий Иванович держал банк минут, наверно, пятнадцать. Выиграл. Отдал карты Жоржику, собрал со стола выигрыш, отсчитал, что оставляет на столе, и уже после этого, по прежнему не глядя на Шаринца, спросил:

– Ну, кто тебя навел на квартиру инженера?

Жоржик тасовал колоду, но не сдавал, ждал ответа Шаринца. Серенький и Кукольник тоже ждали.

Шаринец понял: над ним вершится суд, правилка, и расправа будет беспощадной.

И он в ужасе пролепетал:

– Девчонка навела.

– Какая девчонка?

– Белка… Белкой зовут…

– Как навела?

– Сказала, все на дачу уезжают, один Фургон, мальчонка ихний, дома остается.

– А почему инженер не уехал?

– Так ведь он уехал, уехал он…

– Не кричи! – оборвал его Василий Иванович. – Тихо говори!

– Уехал он, – торопливо зашептал Шаринец, – я сам видел, как в поезд садились жена, Людка… Я на вокзал за ними ездил, Ярославский вокзал, сам видел, как в поезд садились… И дождался, когда поезд ушел. Потом я приехал на Арбат, говорю Серенькому – уехали. Мы с ним и пошли, правда, Серый? Ведь правда?! Ведь ездил я на вокзал?! А? Скажи!

Серенький молчал.

Жоржик тасовал колоду.

– А как же он дома очутился, коли уехал? – спросил Василий Иванович.

– Не знаю, крест истинный, не знаю, только уехал он, уехал… – бормотал Шаринец. – Вот не сойти мне с этого места…

Он говорил правду: ездил за Зимиными, сам видел, как садились они в вагон, дождался отправления поезда.