Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

Выслушав Мишу, он сокрушенно покачал головой:

– Знаю, знаю… Про все ваши несчастья знаю… Кое-как дело потушил… Могло быть хуже.

Миша остолбенел:

– Какое дело?

– Тут против вас такое поднялось, – Серов крутнул головой, махнул рукой, – такое… Хотели в Москву писать. А я говорю: «Бывает! Бывает! Ребята молодые, неопытные, вот и не поладили с местным населением. Что же, казнить их? Перейдут на другое место, и дело с концом».

– Почему мы должны перейти на другое место?

Придав своему голосу мягкие, дружеские и убедительные

интонации, Серов заговорил об усадьбе, об ее исторической ценности. Это гордость губернии, ее инвентарь хранится в местном музее, в разделе «Быт помещика»; это достояние народа, и его надо оберегать. .

– Долго ли перенести палатки? – убеждал Серов. – И какая разница, где они будут стоять?

– Палатки перенести нетрудно, – ответил Миша, – но почему мы должны уйти? Это несправедливо. Посмотрим, что еще скажет губком комсомола.

Серов на мгновение закрыл глаза. Опущенные веки, сильно припухшие, неестественно большие для таких маленьких глазок, на мгновение превратили его лицо в толстую, неподвижную маску.

И когда он открыл глаза, они уже не перебегали с предмета на предмет, а пристально и отчужденно смотрели на Мишу.

– Знаете, чем это для вас кончится?

Чем?

– Вас исключат из комсомола.

– За что меня исключат из комсомола? – поразился Миша.

– За все, что вы там натворили, – грубо сказал Серов. – Что за вожатый, у которого пионеры разбегаются и попадают в дела об убийстве. Вот какой клубок! Самое выгодное – вовремя уйти. Договорились?

В его голосе Миша услышал желание получить утвердительный ответ.

– Я комсомолец и от комсомола никуда не прячусь, – ответил Миша.

Секретаря губкома комсомола Миша поймал на лестнице. Это был русый паренек в кожаной куртке, брюках клеш и серой кепке.

– Тебе чего? – спросил он на ходу у Миши.

Миша пошел с ним рядом и начал рассказывать о своем деле. Но секретаря все время останавливали, иногда он останавливался сам, окликал кого-нибудь и в конце концов объявил, что ничего не понял.

– Ничего я, брат, не понял. Сядем-ка здесь, и расскажи все по порядку.

Они уселись на подоконнике. Миша снова рассказал все по порядку.

На этот раз секретарь понял и сказал:

– С убийством этого крестьянина разберутся и без вас. Что касается усадьбы, то бывшие хозяева не хотят ее отдавать под детдом, а Серов воображает себя ценителем древностей и объективно помогает бывшим помещикам. У меня был директор московского детдома. Усадьбу они получат, Что касается вашего отряда, то Серов слишком много берет на себя. Если ваши ребята в чем-нибудь виноваты, то будут отвечать не перед Серовым, а перед комсомолом. Оставайтесь на месте и никуда не переезжайте.

– А если Серов опять прикажет убираться? – спросил Миша.

– Пусть приказывает сколько угодно, – беззаботно ответил секретарь, – вы ему не подчиняетесь. Хватит ему головотяпствовать. В случае чего сошлись на меня. Понял? Ну и катись! Без тебя дел вагон.

«Боевой парень!» – подумал Миша, выйдя из губкома.

Точно гора свалилась с Мишиных плеч.

Все ясно, все понятно, все честно.

Отряд остается на месте и доведет до конца начатые дела.

Здорово он все провернул!

Славка дожидался Мишу у музея.

– Все в порядке, – объявил Миша, – мы остаемся в усадьбе. Что у тебя? Видел графиню?

– Пойдем в музей, я тебе кое-что покажу, – ответил Славка.

Маленький вестибюль музея украшали бивни мамонта, свидетельствуя, что в отношении мамонтов эта губерния не отстала от других. Затем тянулась длинная анфилада комнат: животный мир, полезные ископаемые, растительное царство, кустарные промыслы, история края, быт помещика… В отделе «Быт помещика» и стояла обстановка из усадьбы Карагаево: мебель красного дерева, обитая темно-красным атласом, каминный экран, арфа с порванными струнами, два высоких зеркала, манекены в парадных одеждах с орденами, звездами и голубыми лентами, длинные курительные трубки, игральные карты, бильярдные шары и громадные старинные пистолеты…

В середине комнаты стояла на мраморной подставке, огороженной канатом, бронзовая птица. Такая же, как в усадьбе, только поменьше.

– Я как раз стоял в этой комнате, – начал свой рассказ Славка, – смотрю, идет графиня. Я спрятался вот за портьеру… Пыль страшная, того и гляди, чихнешь… Так вот, стою за портьерой и в щелочку все вижу. Старуха сначала сделала вид, будто рассматривает экспонаты, потом подошла к бронзовой птице, что она там делала, я не разглядел, она стояла ко мне спиной. И пробыла возле нее буквально минуту. Потом вышла обратно, повесила канат на место и удалилась.

– Ясно. В бронзовой птице – тайник, – сказал Миша.

Дожидаясь, пока уйдет сторож, мальчики рассматривали экспонаты. Сторож дремал на своем табурете.

Наконец сторож встряхнулся окончательно, сонными глазами посмотрел по сторонам, поднялся и побрел по комнатам.

Славка стоял в коридоре, готовый предупредить Мишу о малейшей опасности. Миша прошел в глубь отделения, решительно снял канат… и вдруг Славка подал ему знак. Миша быстро повесил канат обратно и отвернулся к стене, делая вид, что рассматривает картинки, изображающие быт помещика XVIII столетия.

Подошли две студентки в очках, коротко подстриженные. Вскидывая глаза на развешанные на стенах экспонаты, они что-то записывали в записные книжки, не обращая на мальчиков никакого внимания. Пришлось ждать, пока они пройдут коридор и завернут за угол.

Наконец они исчезли. Миша снова взялся за канат, но появился сторож. Он шел, шаркая огромными рваными валенками, и меланхолически смахивал тряпкой пыль со всего, что попадалось ему на пути. А так как шел он по коридору, никуда не сворачивая ,то на его пути мало что попадалось.

Мальчики опять сделали вид, что внимательно рассматривают экспонаты. Для конспирации Миша рассказывал Славке о крестьянской реформе 1861 года: весной он писал о ней домашнюю работу.

Наконец сторож прошаркал за угол.

Миша поднял канат, подошел к бронзовой птице и ощупал ее, отыскивая тайник. Никаких признаков тайника не было. Тогда он стал потихоньку трогать то голову птицы, то ее крылья ,шею, лапы, пытаясь установить, что в ней отворачивает ся или открывается. Но ничего не открывалось и не отворачивалось .Миша крутил, дергал, нажимал – ничего не получалось. Тогда он попробовал приподнять ее – может быть, тайник в подставке. Но птица оказалась наглухо приделанной к под ставке.

Раздался звонок. Музей закрывался. Миша лихорадочно дергал птицу, но безрезультатно. Славка опять сделал предупреждающий знак. Миша едва успел выскочить за канат.