Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра [litres]

— Со мной спутал, — сумрачно уточнил Томчик.

— Да, но тогда я не знал… Двое побежали вихляясь так, не торопясь. Я говорю: «Значит, ты нечаянно за меня затупился? Зря?..» Он говорит: «Почему зря?» И еще говорит: «Давай, я с тобой вместе пройдусь, на случай, если им снова захочется сдачи…» Мы пошли, он вдруг удивился: «В этом подъезде моя знакомая жила, Женя Мезенцева…» Ну, разговорились, я его к себе привел. Бабушка как узнала, кто он и откуда, сразу: «Я тебя никуда не отпущу…» Давай кормить-поить…

Я вспомнила бабушку Людмилу Георгиевну, вернее, телефонный разговор с ней. И поняла, что иначе эта бабушка поступить не могла…

Трамвая все не было.

— Игорь… Он надолго приехал?

Игорь Карцев глянул удивленно. Словно, я ляпнула что-то не то.

— Насколько я понял, насовсем.

— Как насовсем?! — я запнулась на ровном месте.

— Ну, так… — Игорь вдруг засмущался похоже на Томчика, когда тот готовил какое-нибудь откровенное признание. — Видишь ли, он сказал: «Всяких бестолковых мучач нельзя оставлять без присмотра…» Я, правда, не понял, о чем это…

Все он, конечно, понял! И видел, что я это знаю. И виновато сморщил нос — опять же похоже на Томчика. И сказал:

— Мы с ним долго говорили. Весь вечер и полночи… Иногда ведь бывает так: только-только познакомился с человеком, а кажется, что давным-давно.

Я знала, что так бывает. Помнила свое знакомство с Пашкой! Но эта мысль была мимолетной, потому что прыгал в голове отчаянный, радостно-недоверчивый вопрос:

— А с кем он жить-то будет? Вернутся родители?

— Он сказал, что с бабкой… Говорит: «Она, конечно, не сахар, но я-то с ней ладить умею»… Правда, пока она оказалась в деревне. Вернется на той неделе…

«Этого не может быть!.. Или… все-таки может?»

— Разве его бабушка здесь?! Не уехала с ними?!

— Нет. Не тот характер…

— А я ничего не знала! Бестолочь, не мог даже сказать!..

Кажется, я слишком шумно говорила, на нас оглядывались. Томчик Игоря и меня аккуратно потянул за рукава — в сторону от остановки. И там скучным голосом сказал:

— Ты даже глобус забыла на скамейке… На.

— Ой, правда… Спасибо, Томичек.

Он не ответил. Смотрел мимо меня и отдувал пролетающий у лица тополиный пух. Ветер, который гнал его, был довольно сильный, но теплый и ровный.

«Брамсельный ветер…»

Волосы двух похожих мальчишек струились по ветру, как светлые водоросли в быстром потоке.

— Ты и монетку забыла, — сказал Игорь. — Вот, возьми. Потом обменяешься с Пашкой на «Перси Дугласа»… — он снова держал «Сэнчери» на ладони.

Я аккуратно согнула его пальцы.

— Оставь. Сам обменяешься. Или сами решите, какая кому…

Он все понял.

— Правда? Спасибо…

Томчик смотрел странно: вроде бы и одобрял, но с печалью. Что за грусть, чем он недоволен? Ведь сразу видно, что за человек Игорь Карцев! Ведь и похож даже. Как брат!..

— Вон идет трамвай… — прежним невеселым тоном сообщил Томчик.

Чтобы встряхнуть его, я бодро сказала:

— Жаль, что нет с тобой револьвера. А то дал бы сейчас радостный салют.

Он впечатал в меня полный горького упрека взгляд:

— Какая радость? Ты же все равно уедешь!

— Кто? Я?!

«Мамочка, ты ведь простишь меня, да? Я отвратительная взбаломошная девчонка! Я не умею отвечать за свои обещания. Эгоистка! Я… да знаю, знаю, кто я такая!.. Но…»

Но что делать, если недавно расколотая на куски жизнь вдруг склеивается, как разбитая ваза в фильме, который пустили наоборот! Словно под взмахами волшебного крыла! И нет в этой склейке ни единой щелочки для прекрасного, чудесного, удивительного, но ненужного сейчас города Санкт-Петербурга! А есть солнце, весело орущие воробьи и полный тополиного пуха ветер…

5 сентября 2000 г. — 4 февраля 2003 г