Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

Я немного испугался и стал говорить вслух сам с собой:

– Думаете, закричу «ау-ау»? Не такой я человек. Ни за что не закричу. Сами первые закричите…

А кочки почему-то стали похожи на папахи басмачей, и колючие кусты больно цеплялись за мои плечи. Ещё немного, и я, не выдержав, закричал бы «ау»!

Но тут где-то слева от меня зааукала Зойка. Я, не откликаясь, пошёл в её сторону. Зойка стояла на пригорке и аукала, не замечая меня.

Я ещё больше разозлился и заворчал:

– Подумаешь, заботится… не такой я человек… Сам не заблужусь.

– Что ты говоришь? – спросила Зойка, подлизываясь.

Я молча прошёл мимо, но успел заметить, что в Зойкином лукошке полно маслят, и подберёзовиков, и подосиновиков, а сверху лежат два крепких боровичка.

«Вот как дам сейчас по лукошку и все грибы растопчу, растопчу». Сказав это про себя, я немного успокоился и увидел Мишку. Он разглядывал кору на старой берёзе. А Борьки нигде не было видно. Я точно знал, что он идёт стороной по своим тайным грибным местам. Я однажды хотел за ним увязаться, но он нарочно петлял и проваливался, как сквозь землю. Боялся, что ему меньше грибов достанется.

Мишка сре́зал кору с берёзы и пошёл дальше. Я побрёл за ним, и вдруг мне стали попадаться белые. Один! Другой! Потом целых три настоящих боровичка, присыпанных хвоей.

Мишка и не думал их находить. Он смотрел не под ноги, как я, а на ветви старых деревьев и засохших кустов. Ещё он копался в валежнике.

Зойка тоже неподалёку. Я злобно следил за её действиями. Заметив гриб, она неторопливо подходила к нему, плавно кланялась и улыбалась, как будто говорила: «Здравствуй, милый гриб!»

…Я прямо выходил из себя. К тому же мне было неудобно нести наполовину набитую грибами рубашку. И тут мне повезло. Я нашёл картонный ящик от конфет, высыпал в него грибы, обвязал рубашкой, и получилось лукошко.

Вдруг Мишка крикнул:

– Эй, привал! Есть охота!

Он прилёг под ёлкой, Зойка села напротив него, а запыхавшийся Борька немного погодя вынырнул из-за кустов.

Я присел поодаль от них на брусничной лужайке. От холодных горьковатых брусничин только сводило скулы и есть хотелось ещё больше. Я почуял запах чёрного хлеба, колбасы и лука и услышал, как кто-то сдирает кожуру с холодных картофелин. Я чуть не плакал от голода, но думал: «Вот умру здесь, в лесу, а не попрошу, а не подлижусь… Ни за что! Ни за что! И не прощу, что взяли с собой Зойку, которая меня маяла целый час. Эх, вы!»

– Вовка! Айда! Всё готово! – крикнул Мишка.

Я обернулся, хотел встать и подойти к ним, но вместо этого почему-то огрызнулся:

– Обойдёмся… не нуждаемся… не такие…

Я даже рот раскрыл от удивления и подумал про себя: «Вот дурак-то, ну и дурак!» – как будто огрызнулся не я, а кто-то другой.

– Не хоэт… не адо… упрашивать не буэм… – сказал Борька, уже набивший полный рот.

А я всё ел целыми пригоршнями бруснику и не смотрел в сторону ребят. Они сначала молчали, потом разговорились.

– Значит, я две премии получу? – спросил Борька, сыто икнув.

– Когда кончим искать, – неохотно ответил Мишка.

– Всё равно не найдёте гриба красивее моего и больше меня не соберёте.

Борька противно заржал.

– Хвальба! Вот возьмём и найдём… Или Вовка найдёт! – заверещала Зойка, опять ко мне подлизываясь.

– А какая премия будет? – спросил Борька. – Сто́ящая? А может быть, денежная?

– Высшая на свете, – сказал Мишка. – Деньги чепуха по сравнению с ней. За неё борются и лётчики, и рыбаки, и боксёры, и артисты…

Зойка радостно ойкнула. Борька вздохнул:

– Ладно. Увидим эту премию. А грибы я на рынке продам. Сушёные. Рубль за нитку.

Мишка сказал:

– Скучный ты тип… А гриб твой правда красивый.

Я сразу обернулся, чтобы взглянуть на самый красивый гриб, а Зойка, привстав на коленки, добродушно протянула мне полбатона.

И колбаса в нём краснела, чайная, наверно, и масло блеснуло, и у меня потекли слюнки! Только я сказал:

– Пошли дальше! Расселись, как… эти…

Мы снова побрели по лесу неподалёку друг от друга. Борька уже не прятался. Он набрал почти полную корзину грибов и, находя белый, выбрасывал подосиновики и моховики.

Мишка по-прежнему среза́л какие-то сучки и отдирал твёрдую плесень с берёзовых пней, а Зойка кланялась грибам и улыбалась.

У меня от брусники заболел язык, и хотелось пить. Тогда я нашёл огромный рыжик. В его огненной шляпке-воронке накопилось много росы, а может, вчерашних дождинок. Я сре́зал рыжик под самый корень и выпил всю эту холодную мягкую воду, как из золотого ковшика. И ещё два нашёл и выпил.

Грибов было много, но самый красивый всё-таки не попадался. А он мне нужен был больше всего на свете! Больше Зойкиного полбатона и рыжиковой воды! Только бы его найти!

Я бы им всем доказал, кто лучше ищет грибы… я бы им показал, как девчонку вместо меня брать в лес. Всё-таки я злился на себя, что не выдержал и пошёл за ребятами. Тут ко мне подскочил Борька:

– Помоги нести корзину за десять белых…

Я молчал.

– Ну, за пятнадцать…

Тогда я заорал:

– Не подкупишь! Не такой я человек!

Борька, чуть не выпустив из рук корзины, шарахнулся в сторону.

Я снова начал колдовать: «Плохой лес… никогда сюда не приду… Ух, какой плохой лес…»

– Ну, как дела? – Ко мне подошёл Мишка и заглянул в коробку. – Ничего. Но победит, конечно, Борька. А жаль… Пошли обратно. Поздно уже.

Широкая корзина Мишки была полным-полна всякой коры и сучков, а за плечами у него висел маленький пенёк с колючими отполированными корешками.

– Пошли, – сказал я, и мы двинулись в обратную сторону.

Зойка шла за нами следом, а Борька пыхтел над корзиной и нудил:

– Отдавайте мне премию. Домой же идём…

– Вот выйдем из леса, тогда и получишь, – сказал Мишка.

Меня подташнивало от голода. Я думал: «Скорей бы деревня, там щи стоят в печке… и хлеб тёплый… и съем-м! А потом молоко из погреба… и киселя с бубликом… и ещё щей налью…»

Мы шли долго-долго, но всё почему-то не выходили к широкой просеке. Тогда мы свернули круто вправо, прошли километра четыре, но тоже не вышли к ней и поняли, что заблудились.

Зойка всхлипнула, Мишка стал определять, где север и юг, а Борька сказал:

– Вот и хорошо. Отдохну и всю корзину донесу.

Он отошёл в сторону, за кусты. Я наблюдал за ним. Он отошёл как будто по одному делу, а сам вынул из-за пазухи кусище хлеба и луковицу и стал быстро глотать их большими кусками. Потом он вышел из-за кустов как ни в чём не бывало. Мне даже противно было смотреть на него, не то что спорить и ругать его. И вдруг меня осенило:

– Спички! – закричал я. – Спички есть?

Мишка порылся в карманах.

– На… я печку утром растопляла… – еле слышно сказала Зойка.

Я вырвал коробок у неё из рук: