Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

Вот тогда я залез на парту и предложил:

– Давайте вывесим список с нашими днями рождения и всегда будем друг друга поздравлять и дарить вскладчину подарки! Традицией это называется. А то что?..

Все согласились. Это действительно было интересно. Только Кожинов предложил сделать в списке графу, чтобы именинник записывал в неё, какой подарок он хотел бы получить.

– Это неинтересно, – решили мы.

Я сел за парту, раскрыл подаренную книгу, и мне стало как-то неудобно перед своим великим тёзкой из-за того, что я раньше ничего о нём не знал. Но я же и про себя не знал, что являюсь Великим Товарищем…

Митя Вишневский грустно спросил у меня:

– А Вишневский был какой-нибудь великий?

– Вишневский?.. – я задумался. – Как же! Мазь такая есть. Вишневского.

– Правда? – не поверил Митя.

– Клянусь! Это Великая Мазь. От неё все болячки сразу пропадают, – сказал я Мите. – И не грусти. Может быть… я точно не обещаю… я подарю тебе твою марку Мозамбика на день рождения…

Тут зазвенел звонок, а Белобоков всё ещё наскакивал на Рубинштейна и приставал:

– Ну давай поспорим, что было сразу два композитора Рубинштейна! Давай! Слабо?.. Антон и Николай! Эх, ты!.. Однофамилец называется!

Из-за дождей я и Петька целую неделю не могли съездить на озеро. Но вчера утром он разбудил меня и крикнул:

– Едем! Погода!!

Я быстро оделся, положил бутерброды в Петькин нейлоновый пакет, и мы выбежали на улицу. До вокзала мы шли босиком по тёплым лужам, и последние пузыри, отражая нас, удивлённо таращились.

Около пригородных касс я неуверенно сказал Петьке:

– Может, возьмём билеты?

Он посмотрел на меня так, что я стал переминаться с ноги на ногу, как будто стоял перед учителем. Я даже разозлился на себя. Чего я трушу? Одни мы, что ли, поедем без билетов?

Конечно, я немного трусил, но, главное, я помнил, как мой отец сказал мне: «Это – мелкое воровство!» Совсем недавно я ехал в троллейбусе без билета и попался. Контролёр из детской комнаты милиции позвонил отцу. Я пришёл домой, и он сказал: «Это – мелкое воровство!»

Петька добродушно похлопал меня по спине:

– Ладно. Всё равно вагоны сейчас полупустые. А если хочешь, купи себе один билет, – добавил он ехидно.

Я уныло подумал, что один билет я, конечно, не куплю. Я не успел понять почему, но почувствовал, что сделать это невозможно.

Однако хитрющий Петька догадался, что я борюсь с самим собой, и сказал:

– На озере купим крем-соды. Ты любишь крем-соду?

У меня даже защекотало в горле: так я люблю эту шипучую воду.

– Главное, не трусь. У меня есть система. Ты читал про рыбку-лоцмана, которая перед акулой плавает?

– Ну, читал…

– Вот мы и найдём себе лоцмана. То есть «зайца». И будем за ним следить. Как только покажется контролёр, лоцман побежит в другой вагон – и мы за ним. Только солидно, по-акульи, понял?

Мы уже подходили к платформам, но я рассмеялся, до того неожиданной и забавной показалась мне Петькина «система».

Когда мы подошли к электричке, я заволновался и пугливо посмотрел по сторонам. Петька сказал:

– Чего ты вертишься? Иди спокойно, как будто у тебя сезонка.

Мы проходили мимо новеньких зелёных вагонов. Я с тоскливой завистью заглядывал в окна. Пассажиры читали, ели мороженое, обмахивались платками, откинувшись на спинки сидений, и просто разговаривали друг с другом. А какой-то толстый гражданин, высунув в окно синеватую бритую голову, блаженно и часто дышал. Он взглянул на меня и почему-то улыбнулся, словно говорил:

«Вот я какой счастливый! Билет я взял! Не простой билет, а туда и обратно. Уф! Уф!»

Петька всё время молчал. Я со злостью сказал ему:

– Нечего выбирать вагон. Теперь всё равно. Пошли в этот.

Петька остановился и промямлил:

– Может, возьмём?.. А?

На лице его уже не было выражения храбрости и презрения. Оно стало беспомощным и очень честным. Но тут я не удержался. Я захохотал, я заплясал на платформе и сказал сквозь зубы:

– О! Теперь-то мы не возьмём. Я тебе покажу акул и лоцманов. Пошли!

Я прыгнул на площадку и вдруг на полу прямо перед собой увидел два жёлтых билета с большими чёрными цифрами «5».

Они лежали рядышком и были такими ровными, ни капельки не смятыми и чистыми, что я мгновенно сообразил: сегодняшние! Действительны!

Петька сказал шёпотом: «Ура, ура!» – и сразу же вбежал в вагон и занял место у окна.

Я поднёс оба билета к глазам. Маленькие дырочки проколов стали голубыми на фоне неба. Они обозначали дату выдачи билетов.

«Сегодняшние! Действительны!» – радостно сказал я про себя и тоже зашёл в вагон. Но как только я взглянул на пассажиров, сердце у меня ёкнуло. Я покраснел и остановился в проходе.

Я подумал: «Надо было перейти в другой вагон. Ведь люди, потерявшие билеты, едут в этом вагоне. Может быть, вон те девушки с книжками? Или устало вздремнувшие парни? А может, высокий строгий старик и бабушка в тёмных очках? Или двое военных? Кто же? Ведь наверняка люди, потерявшие билеты, едут в этом вагоне».

Я взглянул на Петьку. Удобно устроившись, он уже не обращал на меня внимания. В ту минуту я ненавидел Петьку за все его плутовские системы. Только назло ему, хотя мне очень не хотелось этого делать, я крикнул на весь вагон:

– Кто потерял два билета?

Дремавшие парни вздрогнули и полезли в карманы. Ничего не сказав, они снова задремали. Одна из девушек встряхнула книжку над скамейкой и облегчённо вздохнула. Бабушка в тёмных очках что-то сказала строгому старику. Он презрительно улыбнулся и закрыл глаза. Наверно, это означало, что он не допускает даже мысли о потере билета. А Петька, схватившись за голову, раскачивался из стороны в сторону. Я понял, что он проклинает меня.

Какая-то тётенька загремела бидонами. Потом она сказала:

– Никто не потерял. Старые небось. Садись, сынок.

У меня отлегло от сердца. Я сел напротив Петьки. Он со злостью вырвал у меня билеты и положил их в карман. Лицо его снова стало храбрым. Он развернул нейлоновый пакет и сказал:

– Люблю есть в поезде! Ничего не может быть вкуснее! Ты будешь?

Я сказал:

– Не буду. Ты тоже не будешь, – и положил пакет на дюралевую полочку. – Съедим на озере.

Петька посмотрел на военных, сидевших невдалеке, и не стал спорить. А мне вообще не хотелось разговаривать.

Я и не заметил, как тронулась электричка. Она шла тихо, почти неслышно, и слегка покачивалась, как будто разминалась.

За окном мелькнули дом путевых обходчиков, дрезина и товарные составы. А фонари стрелок казались мне квадратными ромашками с жёлтым кружком посерединке. Они росли, как на лугу, на привокзальных путях.

Мы ехали в моторном вагоне. Моторы ровно жужжали: ууу, как будто электричка говорила: «Ууух! Как здорово!» И правда, это было здорово – чувствовать на плечах скорость разгона. На секунду я даже зажмурился от удовольствия.