Карен Арутюнянц - Пончик, идёт по следу

— Так, братишка, ты это брось! — обрывает меня Бобик. — Нытьём тут делу не поможешь. Я вот что подумал: надо вернуться к вашему дому и снова попробовать взять след, иначе мы твоего Лаврика никогда не найдём. Можем, вообще, не успеть!..

— Что можем не успеть?! — я вскакиваю. — Не говори такие ужасные вещи! Побежали!

— Вот это другое дело, — Бобик снова хмыкает, и мы бросаемся назад.

Иногда я удивляюсь сам себе — и откуда во мне эта вежливость. Даже в таком волнительном положении, на бегу, когда перехватывает дыхание, я — из вежливости — спрашиваю Бобика:

— А Степаныч… давно вас покинул?

— Да когда одуванчики распустились… Давно уже… Может, ещё не скоро из больницы выйдет…

— Так Степаныч жив? — радуюсь я. — А я думал, что он в раю!

— В каком раю, дружище? — смеётся Бобик. — Он желудком заболел, вот его и увезли. Видно, Степаныч уж очень часто с нами свои задушевные разговоры вёл, вот его, беднягу, и скрутило!

— Разве от этого может скрутить? — удивляюсь я.

— Ещё как! — вздыхает Бобик. — Особенно если каждый вечер пиво пить! А Степаныч это дело любил! Вот и загремел в больницу! А мы ждали-ждали его… и ждали бы ещё, только супермаркет на ремонт закрылся, вот мы и разбежались кто куда…

— Почему разбежались? — мне становится жалко Бобика, но я не теряю темпа, бегу, как и бежал, — так быстро, что в ушах свистит.

— Да Грачик решил вернуться на родину, к морю! — Бобик снова переходит на крик. — Говорит, там тепло и рыбы много. Джулька вместе с ним побежала. Влюблённая она в него.

— А Вулкан с Кузей куда подались? — спрашиваю я и думаю: «Как же так? Были друзья у Бобика, и нет друзей… А всё из-за того, что Степаныч с ними задушевные разговоры вёл!»

— А они на дачные участки подались, в сторожа их взяли… Только это не по мне… — Бобик завернул за угол дома, и мы оказались в нашем дворе. — Я Степаныча решил дождаться…

В это время снова подул ветерок и я внезапно учуял Лаврика.

— Вот след! — обрадовался я. — Нашим котом пахнет!

Не успел я договорить, как Бобика сбила с ног здоровенная палка. Бобик взвизгнул и отлетел к стене. На нас надвинулась огромная тень. Я поднял глаза и узнал дядьку Фуражкина.

— Бежим! — крикнул я охающему Бобику. — С ним лучше не связываться!

— Искалечу, застрелю! — завизжал Фуражкин. — Чтоб ноги вашей здесь не было!

Бобик заковылял за мной изо всех сил. И мы отбежали на безопасное расстояние.

— Спасибо вам большое! — донеслось до нас. Это какая-то молодая мамка с ребёночком в коляске крикнула Фуражкину. — Житья нет от этих бездомных! Так и норовят цапнуть!

— Чего это они? — возмущается Бобик. — Да я никогда в жизни ни одного человека не укусил! А мамок с детьми — тем более!

— Ну мамок понять можно, — вздыхаю я, и мы бежим дальше. — А вот Фуражкин — он всегда таким злым был. Он всех гоняет. Ненавидит кошек и собак. И на бабу Нюру ругается…

— Это на которую бабу Нюру? — спрашивает Бобик. — На ту, что Полканыча приютила?

— Да! — киваю я. — Он и ей кричал, что искалечит-застрелит, если она не перестанет бродячих котов подкармливать!

— Вот нехороший же человек этот Фуражкин, — сплёвывает Бобик, но вдруг замирает, наверное, его опять посетила какая-то догадка.

— Так, братишка, — наконец говорит Бобик. — Ещё не понятно, но уже тепло…

— Ты о чём? — что-то часто сегодня у меня мурашки бегут от волнения.

— А было уже такое, — очень серьёзно спрашивает Бобик, — чтоб Фуражкин этот кого-нибудь искалечил-застрелил?

— Вроде нет, — отвечаю я и нервно шевелю усами. — Если бы было, все бы про это знали. И ты бы знал, разве не так?

— Да так-так… — задумчиво бормочет Бобик. — Психованный, значит, этот Фуражкин… Только ведь и психованный может от угроз перейти к делу… Выходит, это он тех котов…

— Ты на что намекаешь? — шёпотом спрашиваю я, мне снова становится страшно.

— Лучше б я ошибался, — отвечает Бобик. — Но проверить надо… Девяносто девять котов и кошек…. И Лаврик твой… Это уже сто!

— А может, он их похитил и где-то держит? — робкая надежда не покидает меня. — Может, он их не застрелил?

— Надо последить за Фуражкиным! — говорит Бобик. — Только осторожно… Тогда и станет ясно. Не дрейфь, Пончик! Будет и на нашей улице праздник!

Я в очередной раз послушно киваю. В голове у меня сплошная каша. Но Бобик прав, это, скорее всего, Фуражкин… расправился с нашим Лавриком.

На пристани, в кассе прогулочного пароходика, баба Нюра взяла три взрослых билета — себе, Полкан Полканычу, Мурзику и два детских — Марсику и Ваксику. Чтобы не было никаких недоразумений.

— Все обилечены, — довольно поджала губы баба Нюра. — Правда, в копеечку влетело. Но в жизни главное — быть обилеченным! Иначе и быть не может.

И, преисполненные достоинства, все пятеро погрузились на подошедший пароходик.

Вообще-то, это был никакой и не пароходик, а прогулочный катер, но его почему-то все называли пароходиком. И даже на его борту золотом красовалось название «Пароходик», хотя никакой настоящей трубы у него и не было, а только декоративная. Да и то в виде большой курительной трубки, на которой, кстати, было выведено красной краской: «Минздрав предупреждает — один грамм никотина убивает речную лошадь бегемота!»

Баба Нюра с питомцами разместилась на корме, здесь и не дуло и вид открывался чудесный — на набережную, которая проплывала мимо, на город, который постепенно переходил в окраину, на пристани, которые одна за другой оставались позади.

«Хорошо плыть по реке, — думал старый Полканыч, — так бы плыть и плыть, чтоб волны усыпляли и сны виделись тёплые и надёжные…»

Мурзик с котятами давно пригрелись в сумке на колёсиках и посапывали во сне, все трое, словно и Мурзик был котёнком.

Одна баба Нюра бодрствовала, весело жевала пирожок с капустой и разглядывала пассажиров. Вдруг, приглядевшись к одной пожилой даме в шляпе с широкими полями, баба Нюра что-то вспомнила и подсела к ней.

— Простите, уважаемая, — обратилась баба Нюра к даме, — а вы, часом, не Клава Лихая?

— Она самая, — ответила дама. — А вы… Нюра Куролесова! Нюрка! Ты ли это?

Баба Нюра и Клава Лихая обнялись так крепко, что на них затрещали кофточки.