Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

От мыслей, теснившихся в голове, Федя не мог заснуть, а, как и в первые дни болезни, погрузился в какое-то лихорадочное состояние. Но под утро он крепко заснул, и сон, пришедший к нему, был сладок. Он снова видел себя вместе с друзьями: с Аджином и Василидом. Затем к ним присоединились Тагуа и Рыжий монах. Охотник что-то рассказывал, ему вторил отшельник.

Федя вдруг проснулся и открыл глаза. Неужели к нему вернулась болезнь? — он по-прежнему слышал голос Тагуа. Мальчик повел глазами и увидел на стене висящую бурку. Все еще не веря себе, он приподнялся на локте: охотник и отшельник сидели рядом у пылающего очага и мирно беседовали.

Федя все лежал и смотрел, а сердце полнилось радостью, и от нее вдруг навернулись слезы. Он справился с ними и позвал:

— Тагуа!

Охотник встал и быстро подошел к нему:

— Живой, джигит?

Не в обычае абхазцев-мужчин было целоваться — он взял мальчика за плечи, потом обнял.

Иона со своего места, улыбаясь, наблюдал за ними.

Тагуа помог Феде одеться и встать на ноги, хотя тот уже в этом не нуждался — от ночного болезненного состояния не осталось и следа.

Иона, поддавшись общему возбуждению, был подвижен и разговорчив, как никогда.

Феде не терпелось узнать, что происходит в городе, но Тагуа, выехавший почти следом за ним, и сам ничего не знал.

Над очагом в котле уже попыхивала мамалыга. Сели за завтрак. Дальнейшие события развивались стремительно.

— Ну как, друг, ехать можешь? — спросил Тагуа.

— Ехать? — Федя вскинул удивленные глаза. — На чем?

— Не на мне, дорогой, — лошадь за дверью ждет.

— Тогда конечно! — воскликнул Федя.

— А не простудится отрок? — с сомнением произнес Иона.

— Не бойся, у меня для него такая бурка есть! В Сибирь можно ехать.

Через час Федя с охотником готовы были пуститься в дорогу. За дверью всхрапывала и била копытом оседланная лошадь. Федя закутался в знакомую бурку, Тагуа облачился в другую.

Иона приготовил им в дорогу узелок с провизией. Когда уже собирались прощаться, он отошел в угол и достал из сундучка какую-то вещь, завернутую в тряпку и перевязанную бечевкой.

— Возьми, — сказал он, подавая ее Феде. — Когда приедешь в город, сдай в ту комиссию, о которой рассказывал.

— В ПОМГОЛ, — напомнил Федя. — А что это?

— Посильная лепта — фамильная вещь. Хоть и говорится: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои», взял я ее, когда из мирской жизни уходил.

В тумане своего счастья, вызванного скорым возвращением в город, Федя не замечал, что творится с Ионой. Только теперь он услышал, как дрожит его голос, увидел печаль в глазах.

Федя кинулся к отшельнику на грудь и едва не заплакал. Одно утешало: он не сомневался, что они еще встретятся.

Все трое вышли за порог.

Боже, до чего изменилось все вокруг! Горы сверху донизу оделись праздничной, сверкающей белизной. Небо рядом с нетронутым, девственным снегом казалось еще синее. От свежего воздуха, как от вина, кружилась голова.

С помощью охотника Федя взгромоздился на лошадь. Тагуа взял ее под уздцы и двинулся вниз по склону. Иона пошел проводить их. Минут двадцать они преодолевали довольно опасный спуск между скалами, потом вышли на тропу.

Остановились попрощаться.

— Ну, дай вам бог удачи! — Иона перекрестил Федю и Тагуа. — Авось встретимся. А до того часа я буду молиться за вас.

Перед тем как свернуть за гору, Федя оглянулся. Рыжий монах стоял на том же месте, и его неподвижная фигура в сером балахоне среди сплошной белизны походила на статую.

Федя проснулся в чистой, беленой комнате. Вчера, при свете керосиновой лампы, он мало что увидел. Впрочем, и сейчас рассматривать было нечего: крашеная железная кровать под казенным одеялом, на которой он лежал, тумбочка и табуретка — вот и все. Если сесть на кровати, можно выглянуть в окно, что Федя и сделал немедля. Теплый ветер, врываясь в комнату, вздымал марлевую занавеску. За окном, из-за семейки тонких кипарисов, проглядывала набережная, там сновали люди.

Чудеса! Вчера они с охотником почти весь день были в окружении снегов, а здесь к окну тянулись ветви персика с готовыми распуститься пуговками цветов. Утро переливалось веселыми красками, солнце слепило глаза.

Открылась дверь, и вошла русская девушка в белом халате.

— Здравствуй, больной, — сказала она.

— Здравствуйте! Я уже не больной.

— Это доктор решит. Измерь температуру. — Она протянула градусник и с любопытством разглядывала Федю.

— Правду говорят, что ты клад нашел?

Федя на секунду смешался.

— Это еще проверить надо…

— Почему, тогда как фон-барона в отдельную палату поместили?

Федя скорчил недоумевающую гримасу.

— Ишь ты, скромничает… К тебе посетитель с раннего утра рвется. Пустить?

Нетрудно было догадаться, о ком шла речь.

— Конечно, скорее!

Девушка улыбнулась и вышла. Спустя минуту в комнату влетел Аджин. Несколько мгновений они смотрели друг на друга сияющими глазами. Федя не предполагал, как радостно будет снова видеть это смуглое лицо и лохматую шевелюру. Аджин подскочил к кровати и от полноты чувств тряхнул друга за плечи.

— Как дела, дорогой?

— Хорошо. А у тебя?

Аджин отмахнулся.

— Скажи лучше, нашел, где деньги спрятаны?

— А то, как же! — расплываясь в улыбке, ответил Федя.

— Когда забирать будем?

— Об этом подумать надо. Еще за прежнее от отца влетит. Да и куда мне сейчас — неделю болел.

— Ухацхы! Как здоровье, дорогой? — спохватился Аджин.

— Сейчас-то ничего. Я эти дни в пещере Рыжего монаха жил.

В лице Аджина смешались страх и изумление.

— Чего глаза таращишь? Человек как человек, добрый очень. Он меня умирающим подобрал и выходил. Я же говорил, что все выдумки про него… Эх ты, голова — два уха!

— Что же он от людей прячется?

— Отшельником стал, так у них иногда водится. Скажи лучше, как Василид? Видел его?

Лицо Аджина омрачилось, он отвел глаза.

— Плохо Василид, никто не знает, где он.

Сердце у Феди упало.

— А ты где был? Ведь знал, что за ним монахи охотились. А вдруг… — Он замолчал, испугавшись того, о чем подумал.

— Слушай, дорогой, ты еще ничего не знаешь. Я все сделал, что надо, только, может быть, немножко поздно. Ревком в монастыре заговорщиков арестовал, потом обыск делал, склад оружия нашли. А Василида не нашли. Некоторые монахи говорят, что его родственники к себе забрали…

— Вранье это! — перебил Федя. — Нет у него никаких родственников… Постой, постой! — Он хлопнул себя по лбу. — Кажется, я знаю, где его искать!