Владислав Крапивин - Дети синего фламинго

Я вскинул к губам ключ… и опустил. Все равно Птица не сядет в незнакомом дворе, где множество чужих людей. Она осторожна. Скорее всего, она меня не узнала. Ведь она была совсем птенцом, когда я помог ей вернуться в гнездо…

Нет, видимо, она меня узнала. Потому что на следующее утро, когда я шел в школу, серая тень опять пронеслась надо мной по широкому кругу…

Ну что же, это хорошо, что надо мной кружит тень. Я знаю теперь, что делать. Рано утром я выйду на пустынный берег озера…

Нет, сначала я оставлю дома записку, чтобы не тревожились. Тревожиться все равно будут, но недолго, на этот раз я вернусь очень скоро…

Да, надо еще сделать из доски и веревок сиденье…

А почему с этой Птицей не вернулся Юлька? Если он выкормил ее, она должна его любить и слушаться. Уж не случилось ли что-нибудь с Юлькой?

А может быть, Птица слушает лишь того, у кого есть Ключ? Или просто еще не настало время для возвращения?

Как они там, в Синей долине? Удалось ли найти порох? Знают ли, что Ящер издох? Добрался ли до ребят Юлька?

А может быть, там уже не один синий фламинго? Может быть, молодая Птица отыскала в лесу друзей? И тогда… Может быть, однажды над городом пронесется стая синих птиц и отчаянные мальчишки начнут прыгать на крыши и завяжут последний бой?

Когда-то должно прийти время для такого боя. Кто-то должен дать сигнал. Может быть, для сигнала нужен Ключ?

Это будет стремительный синий десант.

Синий десант…

Эти слова запали мне в голову и повторяются сами собой.

Синий десант. Синий десант…

Я пришел к Толику и неловко сказал:

– Помнишь тот кинжал?.. Можешь сделать такой же?

Он, конечно, спросил:

– Зачем?

– Ну… так… – Я опустил глаза. Не мог я позволить, чтобы он рисковал вместе со мной.

Толик больше ничего не говорил и к вечеру выстругал мне кинжал с фигурной рукояткой. Он отдал мне его и тут же протянул палку и ножик.

– Ты тоже выстругай. Мне.

– Я же не умею.

– Неважно. Как получится. Лишь бы рукоятка да клинок.

Он смотрел серьезно, даже сумрачно, и я почувствовал, что чем-то обидел его. Или чуть-чуть не обидел. Торопливо и старательно я начал терзать ножом палку, и через полчаса получилось что-то похожее на мешалку для краски, только с острым концом.

– Вот… – пробормотал я.

Мы сидели на лавочке позади Толькиного дома, у кирпичной стены. Было тепло и очень тихо. Толик покачал на ладони сделанный мною кинжал, развернулся и с размаха ударил им в стену.

Деревянный клинок вошел в кирпичи, как в масло.

– Годится, – сказал Толик и посмотрел на меня без улыбки, но и без обиды. – Когда летим? Завтра?

Вот и все.

Если рассказывать дальше, будет свистящая карусель из ветра, свиста крыльев и яростных криков десанта…

Да и что рассказывать, если все равно я не знаю конца. Не знаю, как живет нынче остров Двид. Помню только, что в тот день дети стали смеяться смелее, а многие взрослые помолодели…

Мне уже никогда не попасть на остров, где ржавеют обломки Ящера, где похоронен Дуг и где светловолосая девочка со спокойными глазами промывала мои ссадины и раны. Ключ я привязал к ноге самого большого синего фламинго, когда мы прощались с птицами на берегу ночного озера. Да и не помог бы сейчас ключ: я вырос, и Птице не унести меня через море. А другого пути я не знаю.

Где он, этот остров Двид? За какими далями? А может быть, не только за далями, но и за временем?

Многое осталось непонятным. Почему из нашего озера лодка вышла в море? Почему, когда над озером светила круглая луна, в небе острова висел над закатом узкий месяц? Да еще вниз рогами – теневой стороной к солнцу!

И еще одно… Читая фантастические истории, как люди попадали в разные загадочные королевства, я удивлялся: страна незнакомая, а герой всех понимает. Разве там говорят по-русски? Вот так же неясно и с островом Двид. По-нашему говорили его жители? Или я, попав туда, начал сразу понимать их язык? Может быть, на острове такой закон природы?

Скорее всего, так. Потому что даже сейчас, через двенадцать лет, когда мы встречаемся с Толиком, он приветствует меня:

– Салидо, амиа флета! Кэ виа дельтас? Ноа тен монтас каливас?

Это совсем не похоже на испанский язык, который мы с ним учили в институте, но я понимаю: “Приветствую тебя, о мой летающий друг! Как поживает твой дельтаплан? Вы еще не грохнулись на склоне Лысой горы?”

И еще я помню клич Юльки, когда он, выпустив ноги Птицы, прыгает на купол дворца. Прыгает, сшибает ногой драконье знамя и кричит вниз обалделым стражникам:

– Бросай оружие, вы, болваны! А то мы вам покажем “равновесие”…

На том языке это звучало короче и резче…

Впрочем, неважно. Гораздо крепче мне запомнился другой Юлькин крик. Врезался навечно. Это когда Юлька, оставив нас, бежит по улице Красных Летчиков к своему дому:

– Мама! Мамочка! Мама-а! Я пришел!..

1979 г.