Константин Кирицэ - Рыцари черешневого цветка

Урсу изо всех сил хлопнул правым кулаком по левой ладони: так он высказывал свою нечаянную радость. Лишь его собственная ладонь способная была выдержать удар такой силы. Всякое другое препятствие было бы разрушено. Парень был очень рад. Сколько раз он останавливался перед витриной магазина в центре города, чтобы полюбоваться этими фонарями, большими, длинной с человеческую руку! Они до боли захватывали его, и он даже не представлял себе в такие минуты, что вскоре фонари станут собственностью черешар и даже будут храниться у него в хлеву.

Три охотничьих фонаря! Почему три, если для любой экспедиции хватило бы одного, двух или, по крайней мере, трех маленьких?.. Неужели черешары должны были путешествовать и ночью? Или их поход имел другую цель, достичь которой нельзя без фонарей?.. И, наконец, что же это за тайна экспедиции черешар?

Много было тех, кто старался разгадать тайну черешар, загадку их экспедиции, но никто не стремился так горячо и с таким риском, как Тик. Мария уже терпеть его не могла, он заставлял ее убегать, куда глаза глядят. Малыш не давал ей покоя ни на миг, он всюду преследовал ее угрозами или с лестью, следил за ней открыто или тайно, упрямо желая достичь своего во что бы то ни стало. Малыш выработал дьявольский план: не отходить от Марии ни на шаг и все время быть при ней с одним и тем самым вопросом на устах:

«Ну, ответь пожалуйста, куда вы идете в экспедицию? Я никому не скажу, ни словечком не обмолвлюсь. Даже Цомби…»

И так все время, каждую секунду, если удастся. Наконец она не выдержит и скажет одну-единственную фразу, например такую:

«Так, заноза! Мы идем вот туда, ясно?»

Туда, по замыслу Тика, означало бы место экспедиции, число, одним словом — все.

Но чернавка с косами и глазами, цвет которых она одолжила у неба, была неслыханно упряма. Она и сама не могла бы объяснить, откуда у нее столько сил держаться. Белокурый сорванец неутомимо и постоянно подтачивал ее, словно вода камень, нервы девушки были в ужасном напряжении, однако она находила в себе силы смотреть на своего братца равнодушным взглядом, словно и не видела его. Если бы он подошел хоть чуть-чуть ближе, она наклонилась бы к его уху и кричала бы десять часов подряд то, что он заслужил. Но малыш ни разу не сделал опасного шага. Он ходил себе поодаль, убежденный, что терпение — наилучший его друг.

Увидев Виктора возле ворот, Мария поняла, что в конце концов ей выпало несколько свободных минут: Тик ощущал какой-то непостижимый трепет перед Виктором, робость, которую ему никогда не удавалось ни преодолеть, ни спрятать. Поэтому Мария весело пошла навстречу гостю, увидев, что братец юркнул куда-то отсюда, подобрав свою решимость, а за ним вслед Цомби — подняв свой хвост знаком вопроса.

— Господи! Когда мы уже пойдем? Вероятно, даже четвертованные не испытывают большие мучения на гильотине… Ух-х! Хорошо, что ты пришел!

Виктор кое-что подозревал о том, что происходит между Марией и ее братцем. Чтобы избавить ее от навязчивых мыслей, он притворился, будто не слышит слов девушки, и сразу начал пересказывать последние новости… то есть хвалиться тремя охотничьими фонарями. А уж потом открыл и цель неожиданного посещения:

— Надо переписать тайный шифр. Может произойти так, что он нужен будет нам в нескольких экземплярах.

— А зачем нам много экземпляров? — пришла в изумление Мария.

— Мне не дает покоя одна мысль, — ответил Виктор немного обеспокоено. — Она какая-то неясная, будь она неладна, это скорее предчувствие, со временем все прояснится, Мария. И гони это кислое выражение с лица. Все, что я могу тебе сказать, это то, что нам следует предпринять некоторые шаги, и одно из них — переписать шифр.

Марии не надо было объяснять несколько раз. Она очень хорошо знала Виктора, может, даже лучше, чем другие черешары; в частности, то, что Виктор не спрашивает, чтобы только спросить, и что он не любит говорить о неясных вещах. Итак, она принялась выполнять поручение: быстро побежала к дому, развевая косы по ветру, а Виктор, ожидая ее, следил за затеями Цомби.

Где-то посреди двора пса словно охватило неистовство. Он то задирал голову, то поднимал хвост, то становился в стойку, то делал сальто-мортале, то катался по траве, то невероятно быстро бегал вокруг какого-то невидимого центра. И все это на очень маленьком клочке, ни разу не переступив его, словно им дирижировал какой-то умелый кукловод.

Раздраженный голос Марии отвлек внимание Виктора от собаки:

— Невероятно! Я не могу найти тетради! Я же сама положила её на полку между книжками!

— А может, ты перенесла ее в другое место, даже не заметив этого? Такое случается…

— Я хорошо все помню! — сжала Мария кулаки. — Я не прикасалась к ней. Но если ты считаешь…

Мария перевернула верх дном все помещение, а потом начала снова, все сначала. Еще раз поискала в ящиках, сняла каждую книжку с полки, просмотрела газеты, проверила даже отцовские папки и ящики. Нет нигде. Она попробовала отворить массивный дубовый шкаф с книжками, в котором инженер Флореску держал свои рабочие книги. Шкаф был заперт. Но Мария знала, что там не может быть ее тетради. Отец держал свои вещи в идеальном порядке, и каждый раз, найдя что-то лишнее среди своих вещей, пусть даже обыкновенный кусок бумаги, он не только возвращал его Марии или Тику, все равно кому он ни принадлежал, но и обязательно отчитывал обоим.

Не остался не обследованным ни один, даже самый маленький закоулок помещения. Под креслами, под столом, под коврами — Мария смотрела повсюду, но нигде и следа тетради. Разгневанная, без сил, она снова выскочила к Виктору.

— Нет! Я пересмотрела уже все… Мне хочется выть!

— Когда ты в последний раз держала ее в руках?

— Позавчера, после праздника. Я сделала там несколько заметок. Положила ее на полку, туда, куда кладу всегда, и с того времени не выходила из дома. Даже у Ионела не была вчера. Мама уехала из города, и квартира осталась на мне. Если бы отец не прислал телеграмму, что приезжает, я не могла бы ему сказать, что иду на экскурсию.

— А он в самом деле прибывает? — обеспокоено спросил Виктор.

— Абсолютно точно… Но если бы он даже не прибыл, это все равно ничего не изменило бы. Если отец разрешил что-то, то это закон. Он никогда не берет назад слов.

— Я не об этом думал… — улыбнулся Виктор. — Кто останется с Тиком?

— Не беспокойся ты о нем! Во-первых, мама приедет раньше, чем мы отправимся… а во-вторых, он и сам может о себе позаботиться… Кажется, это ему даже больше по душе..

Их разговор неожиданно оборвал своим пронзительным лаем Цомби. Охваченный какой-то сумасшедшей радостью, пес все время забрасывал голову и неистово лаял в небо.