Лев Парфёнов - Неделя приключений

Спартак вздохнул: азы объяснять приходится, до чего же тёмный народ!

— Без маршрута нельзя. Экспедиция должна следовать по маршруту. Ведь штурманы прокладывают курс для судна.

— А если пешком…

— Кто же пешком отправляется за сокровищами? Так не делают. Надо обязательно снаряжать судно.

Собственно, Сёмка не собирался ни пешком, ни по воде пускаться на поиски сокровищ. Его удивило то, что Витька с серьёзным видом выслушивал объяснения Спартака, не возражал, не бросал ехидных замечаний.

— Ты тоже едешь? — спросил Сёмка.

— Ага.

— Да ведь ты говорил, что всё ерунда.

— Да я про Селима про этого говорил… А вообще интересно… Поедем, Сёмк, с нами.

Последовала пауза. Витька угнетённо вздохнул.

— А тут ещё радиоприёмник…

— Какой радиоприёмник?

— Который у нас дома… Я разобрал его, потом собрал, а он не говорит. Я тут, конечно, не виноват, ты же сам знаешь, в радиотехнике я разбираюсь!.. Просто лампа, наверное, перегорела, да ведь отец-то всё равно меня выпорет… Юрка всё видел…

Витька опять вздохнул. Сегодня за обедом на третье мать дала им с Юриком по булке с повидлом. Пока мать намазывала повидло, Витька истекал слюной и от нетерпения подпрыгивал на стуле. Но только поднёс булку ко рту, как Юрик вдруг пропищал с комариным ехидством:

— А я скажу, а я скажу…

Витька незамедлительно отдал ему булку. Бледный от злости и досады, он наблюдал, как перемазанный от уха до уха сладкой пастилой братишка уплетал за обе щёки его порцию. У Витьки чесались кулаки, однако ему удалось удержаться на дипломатических высотах. Более того, после обеда он привёл Юрика в сарай, подарил ему модель самолёта и паровоз без колёс.

— А где колёса? — требовательно спросил Юрик вопреки пословице, что дарёному коню в зубы не смотрят.

— Будут колеса, сделаю, — сказал Витька.

Он теперь вообще старался не прекословить Юрику и обещал всё, чего бы тот ни захотел. Попроси он луну с неба, Витька и её посулил бы. Но жить так, под страхом наказания, было невозможно. Витька понимал, что не хватит у него, чёрт побери, терпения бесконечно угождать Юрику… И тогда порки не миновать. И он решил бежать из дому, благо подвёртывался хороший случай.

У Сёмки дела обстояли не лучше. Четыре дня подряд решать задачи — это, пожалуй, похлестче порки. Ведь и сегодняшнее задание ещё не выполнено. А что, если и верно махнуть в путешествие. Вернулся бы с сокровищами, овеянный славой. В суматохе мать небось бы и про задачи забыла. Да и неудобно как-то наказывать героя, подарившего государству целый линкор. А в школе торжественная линейка по поводу чествования героев, гром барабанов и ещё… как это?.. медь оркестров… Хорошо!

— Где этот ваш маршрут? — спросил Сёмка. — Его обязательно надо подписывать?

— Обязательно, обязательно, — сказал Спартак. — Это вроде клятвы собственной кровью.

Он достал из кармана моток бельевой бечевы и одним концом обвязал свернутую в осьмушку карту. Затем Спартак сложил бечеву крупными кольцами, принялся размахивать ею над головой, подобно лассо. Он воображал себя искусным ковбоем, сыном Дальнего Запада. Впрочем, это заблуждение не замедлило рассеяться в прах, ибо лассо никуда не полетело, а наоборот, по ногам и рукам спутало самого сына Дальнего Запада. Лишь с помощью Витьки ему удалось сбросить путы.

Громыхание железной кровли, сопровождавшее возню, привлекло внимание соседей. Кое-где в раскрытых окнах начали мелькать любопытные физиономии.

— Быстрей! — яростно зашипел Сёмка.

Однако Спартак не отказался от роли ковбоя. Это было свыше его сил. Потоптавшись по крыше, он выбрал удобную позицию и повторил бросок. На этот раз направление было выдержано точно. И хотя лассо вырвалось из рук и улетело вместе с картой, однако попало по адресу. Сёмка сумел ловко подхватить его… и в тот самый момент услышал сзади жёсткий голос матери:

— Вот как ты выполняешь задание?

Сёмка спрыгнул с подоконника, карта, выскользнув из петли лассо, упала к его ногам. Мать не терпела мусора на полу. Она подобрала бумажку; ещё несколько секунд, и карта разбойника Селима, стоившая, может быть, целый миллион, нашла бы свой конец в помойном ведре.

— Мама, не выбрасывай! — отчаянно крикнул Сёмка.

Мать удивленно посмотрела на сына, перевела глаза на бумажку, развернула, пробежала по ней рассеянным взглядом. Сёмка ожидал, что она, ничего не разобрав, вернёт ему тетрадный листок. Но мать не торопилась. Что-то привлекло её внимание. Она машинально смахнула со лба непослушный завиток, словно он мешал чтению, и углубилась в изучение карты.

Сёмка обомлел. Сейчас мать всё узнает, тайна перестанет быть тайной, и экспедиция за сокровищами Селима погибнет в зародыше. Покаянно опустив голову, он ждал, когда на него обрушатся потоки вопросов, сдобренных справедливыми упрёками. В то же время Сёмка судорожно придумывал выход из создавшегося положения. Можно, например, сказать, что карта — это просто игра. Ну да, игра в путешествия. Неплохое объяснение и, главное, исключает всякие придирки. Нет ничего дурного в том, что он позволил себе поиграть с ребятами. Правда, он не выполнил задания, но он выполнит, непременно выполнит. Объяснение, конечно, было неплохое, оно могло бы защитить Сёмку не хуже стального щита. Но удар неожиданно пришёлся в спину.

— Что это такое?! — грозно, отчеканивая каждый слог, сказала мать и потрясла картой Селима перед Сёмкиным носом.

— У нас такая игра…

— Игра! — оборвала мать. — Может быть, скажешь — детская забава?!

— А… а… что? — не понял Сёмка.

Мать поднесла карту к глазам и, уже не обращая внимания на непослушный завиток, прочитала:

— «Марш рутвел икай игра ндио знай вист ори и экс педиции ика питан аспыр така…»

У Сёмки аж в глазах зарябило от удивления.

— Что ж ты, думал меня провести? — продолжала мать с наружным спокойствием. — Как будто не ясно, что все эти «рутвел» и «педицы» внесены лишь для затемнения смысла?! В настоящем виде эта гнусная писулька выглядит так: «Марш играть в вист. Знай ори и икай!»

Сёмка был до того ошеломлён, что даже улыбнулся. Мать отшатнулась от него, как от прокажённого. На виске у неё начала биться голубая жилка — признак с трудом сдерживаемого гнева.

— И он ещё улыбается! — сказала она, расслабленно опускаясь на стул. — Ты что же, считаешь, что играть в карты в двенадцатилетнем возрасте — вполне нормальное явление? Может, вы там и водку пьёте?! Признавайся: пьёте?!

Сёмка молчал и наполнялся обидой. Обида проникала в каждую пору, она комком подпирала под горло, мокрой теплынью обволакивала глаза. Какая водка? Какой вист? Он и словото это слышит впервые. Неужели Спартак нарочно подстроил? Тогда нужно побежать за ним, пусть сам объяснит.