Бут Таркинтон - Приключения Пенрода

И он долго еще нес что-то в этом же роде, совершенно искренне упиваясь своей победой и их великодушием. Потом, продолжая курить, он начал разглагольствовать на какие-то другие темы, но оба его собеседника не очень-то прислушивались к нему. Они по-прежнему пребывали в каком-то оцепенении и не сводили с Мориса глаз. А он становился все жизнерадостней. Наконец он докурил сигарету и собрался уходить.

— Ну, ребята, — сказал он на прощание, — вы так здорово обошлись со мной, что я хочу пригласить вас к себе. Заходите, когда сможете. Будем дружить. Знаете, с такими ребятами, как вы, отлично себя чувствуешь!

У Пенрода отвисла челюсть. А Сэм уже давно сидел с разинутым ртом. И оба они не находили слов для ответа пылкому Морису Леви. А он взглянул на свои изящные часы.

— Мне надо идти, — вздохнул он. — Пора завтракать, а потом придется одеваться для котильона. Сэм, а тебе ведь тоже пора?

Сэм тупо кивнул.

— Ну, пока, Пенрод, — сказал Морис со всей сердечностью. — Я рад, что мы с тобой подружились. Пошли, Сэм.

Пенрод прислонился к столбу и отрешенно уставился на уходящих гостей. Морис продолжал оживленно жестикулировать, а Сэм двигался подобно заводной игрушке и ничего не отвечал своему спутнику. Кроме того, он явно не хотел приближаться к Морису и держался от него на некоторой дистанции.

Они уходили все дальше и дальше. Пенрод видел, что Морис продолжает размахивать руками. Потом они скрылись из виду, а Пенрод, понурив голову, медленно поплелся к дому.

Часа три спустя мистер Сэмюел Уильямс, облаченный в сияющий чистотой танцевальный костюм, вновь поравнялся с домом Скофилдов. Он издал возглас, напоминающий тирольское пение. Это был условный сигнал, и Сэму пришлось повторять его много раз, прежде чем откуда-то сверху послышался глухой ответ.

— Где ты? — крикнул мистер Уильямс и воздел голову ввысь.

Пенрод лежал животом на крыше сарая и смотрел вниз.

— Ты что там делаешь?

— Ничего.

— Осторожно, — предостерег Сэм. — А то поскользнешься и брякнешься прямо на мостовую. Прошлый раз я чуть не слетел оттуда. Ну, слезай же! Ты что, не идешь на котильон?

Пенрод не ответил.

— Слушай, — глухо про-изнес Сэм — я недавно звонил ему по телефону. Я спросил, как он себя чувствует, и он ответил, что хорошо!

— И я звонил, — сказал Пенрод. — Он мне сказал, что никогда еще не чувствовал такой бодрости.

Сэм засунул руки в карманы и задумался. Тут со стороны кухни открылась дверь, и из нее появилась Делла.

— Мистер Пенрод! — завопила она, приближаясь к ним. — Слезайте оттуда! Ваша мама ждет вас в танцклассе. Она звонила и спрашивала, почему вас еще нет? Там скоро начинают. Слезайте!

— Давай спускайся, — поддержал ее Сэм. — Опоздаем ведь! Видишь, Морис и Марджори уже едут.

Из-за угла выехал сверкающий лимузин. В нем сидела царственная Марджори Джонс. На ней было бальное платье розового цвета, а на коленях у нее лежал огромный букет роз. Рядом с ней примостился Морис Леви. Заметив Пенрода и Сэма, он заулыбался и махал им рукой, пока автомобиль не скрылся за поворотом.

И тут произошло непредвиденное. Издав какое-то странное мычание, Пенрод взмахнул руками. То ли он не нашел иного способа, чтобы выразить протест, то ли слишком засмотрелся на лимузин и забыл о бдительности, но голова его вдруг исчезла, а двор огласился криками Деллы и Сэма.

Издерганный мистер Бартэ уже собирался, несмотря на отсутствие двух пар, объявить начало котильона, когда в класс вошел Сэмюел Уильямс.

Вскоре после этого миссис Скофилд спешно покинула детскую танцевальную школу. А мисс Ренсдейл, сияя от счастья, сделала книксен.

— Пятьдесят раз я уже утверждал вам! — яростно закричал мистер Бартэ, не дав ей вымолвить ни слова. — Я не могу ничто менять! Ваш партнер еще способен появиться. С кем же тогда он будет в паре? О! Вы меня с ума спятите! Что вам еще от меня надо! — воскликнул он, увидев, что мисс Ренсдейл снова делает книксен в его сторону.

На этот раз она протянула учителю записку. Согласно предписанию мистера Бартэ, записка была адресована лично мисс Ренсдейл. Содержание ее гласило:

«Дорогая мадам! Пожалуйста, освободите меня от котильона с Вами сегодня днем из-за причины падения меня с крыши.

Пенрода стригли. Парикмахерская располагалась на углу улицы, рядом с аптекой. Это была солнечная сторона, и, так как день стоял знойный, Пенрод обливался потом. Чрезвычайно невыгодное состояние, когда тебя стригут! Часть волос, которые падают с парикмахерских ножниц, налипают на потное лицо, лезут в рот, в нос, забиваются за воротник и даже попадают в уши.

Нельзя сказать, чтобы Пенроду не нравилось стричься. Сама по себе стрижка, пожалуй, даже доставляла ему удовольствие. Но вот состриженные волосы… Они нещадно щекотали и кололи. У Пенрода даже слезы навернулись на глаза, и он начал корчиться, ерзать, дергаться и поводить плечами, ежеминутно рискуя, что ножницы парикмахера отхватят вместе с волосами еще какую-нибудь часть его существа. Наконец он добился своего: парикмахер задел кончик его уха.

— Уй-й-й! — заныл Пенрод.

— Что, поцарапал немножко? — осведомился парикмахер приторным голосом и неискренне улыбнулся.

— А-а! — немедленно запротестовал Пенрод против квасцов, которые парикмахер приложил к ранке.

— Это не больно, — сказал парикмахер, — но если вы не будете сидеть смирно, вам опять будет больно. Может быть, даже еще больнее.

Опередив таким образом Пенрода, который как раз хотел сказать, что ему и так уже достаточно больно, парикмахер продолжил работу.

Пенрод фыркнул. Он сделал это отнюдь не из презрения к парикмахеру. Просто он пытался сдуть усы, которые образовали волосы, прилипшие к верхней губе.

— Видели бы вы, как смирно сидит у меня маленький Джорджи Бассет, продолжал в том же духе парикмахер, — я слышал, его считают лучшим мальчиком у нас в городе.

Пенрод снова фыркнул. Но на этот раз он выражал презрение, ибо был совершенно не согласен с парикмахером.

— А вот по поводу Пенрода Скофилда я что-то не слышал ничего подобного, — не унимался парикмахер.

— Ну и что? — произнес Пенрод, с трудом освободив губы от волос. Нужно мне очень! Ой-й-й!

— Я слыхал, Джорджи Бассета называют маленьким джентльменом, подначивал коварный парикмахер.

— Пусть кто-нибудь только попробует меня так назвать, — тут же заявил Пенрод, — пусть только раз попробует! Готов спорить на что угодно: больше ему не захочется пробовать! Ой-й-й!

— Почему не захочется? Что вы с ним сделаете?

— Я-то знаю, что сделаю! Могу поспорить, я у всех отобью охоту так меня называть!

— Даже если вас так назовет маленькая девочка? Неужели вы ударите маленькую девочку?