Петр Северов - Легенда о черном алмазе

Вскоре она вышла с другой стороны дома и встретила их у калитки. Костик насторожился, а Кудряшка тоненько пропела:

- Извините, бабушка, что мы без разрешения…

Старушка подала им какой-то бумажный сверток:

- Возьмите, ребятки, подкрепитесь. Сколько сирот оставила война…

Костик повыше поднял голову:

- Мы, бабушка, не побираемся.- Он немного замялся.- Правда, если добрые люди дают, не отказываемся, чтобы не обидеть…

Старушка согласилась:

- То верно… Вы, детки, везде бываете, и все новости - у вас. Что там у старого шурфа случилось? Говорят, много народу нахлынуло, сам начальник милиции примчался…

Они переглянулись, и Костик переспросил:

- Старый шурф?.. Это что за пригорком на откосе?

- Там, сердешные… Слух идет, будто из шурфа слышен крик…

Такой осведомленности старушки ребята не удивились: в Донбассе издавна ведется, что, если где-нибудь в шахте случится беда,- всей округе за два-три часа становятся известны подробности.

- До свидания, бабушка, и спасибо,- сказал с неловким поклоном Костик.- Мы к шурфу!

Сверток был теплым, и Кудряшка на ходу развернула его. Пять вареных картофелин и щепотка соли в бумажке - все, чем смогла поделиться добрая старушка. И, беря в руки картофелину, ощущая ее тепло, как ласку, Анка заморгала часто-часто. Костик это заметил и нахмурился:

- Будешь киснуть - Старшому доложу. Он за такие слабости не хвалит.

Анка тихо всхлипнула:

- Мне ту старушку жалко: может, это у нее последняя картошка.

Косте тоже стало жаль старушку, а заодно н Анку, и, чтобы утешить ее, он пообещал:

- Пусть немножко поубавится дел, мы раздобудем где-нибудь невод, наловим рыбы, и я той бабушке две самых больших щуки отнесу.

Кудряшка перестала всхлипывать:

- А почему две?

- Ну, как ты не понимаешь - одну от меня, другую от тебя.

- А от Емельки? - не унималась Анка.- Без него мы с неводом не управимся.

- Ладно,- согласился Костя.- Три щуки… Только где бы взять невод? А тебе задача: запомни тот домик с колодцем во дворе…

Они миновали последний домишко окраины и вышли в открытое поле, где на отлогом откосе, у старого шурфа… Что там происходило, у старого шурфа? Костик даже присвистнул:

- Гляди, какая туча!..

Анка уставилась в небо, но он встряхнул ее за плечо:

- Туча людей, поняла?.. Вон там, у шурфа.

Они разом бросились к чернеющей вдали толпе, а за ними с лаем погналась дворовая собачонка. В другой раз Костик непременно наказал бы такую задиру, но сейчас было не до нее: споткнувшись о камень в жухлой траве и сбив колено, он услышал словно бы дружный вздох, отдельные выкрики, потом нарастающий гул голосов, дробные рукоплескания и… хохот.

Костик с разбегу врезался в толпу, сразу же наткнулся на тупой и упрямый локоть, присел, проскользнул у кого-то меж ногами, извернулся и протиснулся в первый ряд. И увидел, вставая, черный провал шурфа, а над провалом, будто струна, дрожала и пружинила натянутая до отказа веревка. Было что-то живое в коротких рывках, в покачивании, в движении веревки снизу вверх, из непроглядной глубины к свету дня, к мощному бревну, перекинутому над пропастью.

С одного взгляда на лица людей, застывших в немом ожидании, Костик понял: кого-то поднимали из шурфа. Он успел подумать: кто же туда угодил? Ежели человек, так разве он уцелел бы?..

И, словно в ответ на его испуг и смятение, из черной глубины донесся дикий и надсадный крик, а вслед за ним знакомый и неожиданно веселый голос:

- Экая тварь, орал бы и орал… Ну, не трепыхайся, растяпина!..

Как же было не узнать голос Василия Ивановича! Да пусть он вознесся бы за тучи и подал оттуда лишь возглас, Костик сказал бы тотчас: «Бочка!» Случалось, иногда он размышлял о странной фамилии Василия Ивановича: такой богатырь, а фамилия вроде бы насмешливая. Мысль об этом мелькнула в сознании Костика, чтобы тотчас же смениться другой: почему из шурфа были слышны два голоса - резкий, надсадный, без слов, и добродушный, с улыбчивым оттенком, голос Василия Ивановича?

На этот раз Костику и Анке повезло: они прибыли к шурфу в решающую минуту, когда бравый лейтенант уже почти возвратился из своей опасной экспедиции.

Почти возвратился… До поверхности оставалось еще три-четыре метра. Еще одно дружное усилие тех четырех парней, которые, обливаясь потом, мягко и равномерно выбирали веревку из глубины, и Василий Иванович осветился солнцем. Он уже успел что-то сообщить людям наверху, и Костя ощущал в этой напряженной толпе как бы проблески радости. Значит, дела у лейтенанта шли неплохо, и веселая нотка в его ровном голосе это подтверждала.

А что за подросток выскользнул из толпы, упал, спружинил на сильных руках и заглянул в обрыв, за кромку шурфа?

Раздался пронзительный женский крик:

- Остановите мальчишку!..

Другие обозвали подростка «дьяволенком», «сумасшедшим», «шальным», а коренастый бородач ловко и крепко схватил его за ноги и оттащил от шурфа. Костик узнал Старшого и стал протискиваться к нему. Задача оказалась нелегкой: видимо, решив, что у мальчишки какая-то нервная причуда, трое ладных дядек негрубо, но надежно обнимали Емельку.

- Да пустите же меня к моему братику! - завопил Костя так пронзительно, что люди перед ним расступились.- Пустите, я отведу его домой…

Дисканту Костика отозвался другой заливистый голосок:

- Кто там обижает моего братика?.. Не смейте его трогать… Я за него отвечаю… Я!..

Это кричала Анка, тоже пробиваясь к Емельке. Перед ней отступали охотнее, нежели перед Костей.

Пожилая женщина сказала:

- Зря иные судачат, будто у нашей детворы свары да несогласия. Вон как те двое любят своего братика!..

Анка тихо спросила:

- Что ж это ты, Старшой, так сумасбродно к пропасти кинулся? Один неловкий шаг и…

Емелька взъерошил ее кудряшки, похожие на тонкую березовую стружку.

- Мне показалось… Ты знаешь, сколько в нашем Иваныче весу? Он сам говорил - сто двадцать килограммов!..

Вот мне и послышалось, будто бревно это треснуло и за скрипело…

- А чем ты помог бы ему? - хмыкнул Костик сердито.

Емелька тряхнул кулаком:

- Да я за Василия Иваныча… Я не устрашился бы…

Чего не устрашился бы Емелька, они так и не услышали.

Толпа разом сдвинулась с места, шумно вздохнула, ахнула, затаилась и, словно собрав силенку, так громко грянула «ура!», что Костя зажмурился, а Анка покачнулась. Емельке почудилось, будто ее подбросила и тут же поставила наземь невидимая могучая волна. Под ноги ему подвернулся камень, крупный и плоский обломок песчаника, и Старшой привстал на него. Он отчетливо видел, как из плотного пласта непроглядной тьмы в сиянии солнечного света рывком протянулась рука. Она появилась и быстро, накрепко перехватила толстое пеньковое плетение пряди, замерла в напряжении, потом выдвинулась из темени по локоть, по плечо…