Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта (Художник Г. Алимов)

Через несколько минут и друзья были уже в оморочке и беззвучно погнали ее вслед по темной воде.

Отъехав километра три вверх по реке, Колька свернул в протоку, где течение было тише. В утреннем воздухе далеко разносились скрипение уключин и всплески воды. Забрезжило утро. Димка и Шурка порядком устали. Несколько раз они теряли Кольку из виду — китаец греб не останавливаясь. Поездка казалась бесконечной, как вдруг скрип впереди прекратился, лодка зашуршала дном о прибрежную гальку. Притаившись, ребята увидели, что Колька вытянул лодку на берег, затащил ее в кусты и прикрыл травой и ветками. Когда китаец, вскинув мешки на плечи, двинулся в глубь тайги, друзья также вылезли на берег и, подражая ему, припрятали оморочку в кустах, старательно забросав ее ветками, затем бросились в погоню.

Шурка бежал впереди. Он хорошо знал тайгу. И там, где Димка не видел ничего, кроме кустов и травы, такой же, как везде, Шурка находил след — сорванные листья, обломанные ветки, втоптанный в землю мох — и по этим приметам безошибочно шел за Колькой.

Уже совсем рассветало. Димке и Шурке приходилось теперь идти все время нагнувшись, перебегая от дерева к дереву, потому что Колька часто оглядывался и шел осторожно, чтобы не сильно мять траву.

— Ишь ты, следы заметает! — пробормотал Шурка.

Сам он то и дело заламывал ветки, чтобы заметить дорогу. Где они были сейчас, ребята не могли определить. От непривычно быстрой ходьбы и долгой гребли у них болели руки и ноги. Но вот деревья впереди поредели, и Колька вдруг исчез из виду.

Пройдя еще немного, ребята остановились.

Вместо густых зарослей, через которые они только что пробирались, перед ними расстилалась большая поляна. Лес на ней был выжжен, и стройные маки сплошь покрывали поляну. Огромные белые лепестки прекрасных цветов слабо колыхались от легкого ветерка. Кое-где в пышную массу белых цветов были вкраплены нежно-голубые и совсем редко — красные, особенно яркие на этом белом поле.

Это была маковая заимка.

На краю поляны чернела бревенчатая фанза. Подле нее они снова увидели Кольку. Друзья подкрались поближе и притаились в траве.

Колька уже успел сбросить с себя мешок и снял свою китайскую куртку — курму. По пояс голый, он расхаживал по земляной площадке перед фанзой и хлопотал по хозяйству: разжег в кирпичном очаге огонь, достал из бочки воды, в глиняном горшке замесил тесто и приготовил из него маленькие хлебцы — пампушки. В большом котле закипела вода. Накрыв котел деревянной решеткой, Колька положил на нее пампушки и прикрыл сверху чугунной крышкой.

Вскоре из фанзы послышался сердитый кашель, и в дверях показался другой китаец — старик, должно быть хозяин. Он тоже был по пояс голый, с нависшими бровями и злобным изможденным лицом. Старик принялся кричать на Кольку, сердито громыхая какими-то медными чашками, тазом. Вид у него был неприглядный: скулы и подбородок резко выступали вперед, глаза, глубоко ввалившиеся и окруженные коричневыми кругами, были тусклы, седая щетина покрывала его голову и клочками торчала из ушей и на кадыке. Громадный белый шрам с лиловатыми краями тянулся у него от подмышки через живот до бедра. При ходьбе шрам то сокращался, то вытягивался, как змея. Руки у старика были крепкие, жилистые, и когда он что-нибудь делал, узлы мускулов, как мыши, бегали у него под кожей. Он, видимо, был очень силен. Колька со страхом слушал старика. Видно, не сладко жилось ему у хозяина.

— Вот, попадись такому в руки! — испуганно прошептал Димка.

До полудня друзья лежали в траве. Теперь они ничего предпринять не могли — либо старик, либо Колька все время находились на площадке.

Китайцы варили себе пищу. Сняв пампушки, они поставили на огонь еще какое-то варево. Вкусный запах донесся до ребят. Друзья уже изрядно проголодались, но еды у них не было. Сильно хотелось есть. Димка шарил в карманах, собирал засохшие крошки и бросал их к себе в рот. Шурка не сводил глаз с фанзы.

Там уже обедали.

Поев, старик отбросил в сторону чашку и палочки, которыми пользовался при еде, и, захватив из фанзы маленький нож с двумя лезвиями и жестяную банку, пошел к макам. Колька поплелся за ним. Старик ходил по рядам и проворно разрезал ножом коробочки — головки отцветшего мака, а Колька, идя за ним следом, пальцем собирал в банку беловатый сок, выступавший из надрезов.

Солнце стало припекать. Голые спины макосеев покрылись испариной. Они обошли уже четверть поля. Старик ворчливо показал рукой на солнце и направился к фанзе. Колькой он был недоволен и опять принялся кричать на него. Потом, схватив корзину, сунул ее в руки Кольке, и тот, накинув на себя куртку, поспешно скрылся в лесу. Едва Колька исчез за деревьями, как старик быстро угомонился, залез в фанзу и больше оттуда не показывался.

Немного выждав, Димка подполз к фанзе. Услышав прерывистое, свистящее дыхание старика, Димка шепнул приятелю:

— Спит, старый черт!.. Что будем делать?

— А вот посмотри — что, — сказал Шурка.

Он кинулся в кусты, быстро вырезал себе крепкий, гибкий прут и налетел на маки. Димка последовал его примеру. Прутья со свистом рассекали воздух. Ребята носились по полю, рубили маки направо и налево. Белые, красные и голубые цветы валились как подкошенные. Шурка при каждом взмахе крякал от удовольствия, однако не забывал то и дело оглядываться на фанзу.

Димка же воображал, что перед ним враги, а он — предводитель армии. И он не оглядывался назад.

— Вперед, рыцари! — шептал он. — Алая роза! Смерть неверным!..

Ряд за рядом падали маки. Ребята устали и едва шевелили руками, когда под их ударами повалился последний ряд.

Еще недавно гордо высившиеся цветы, пламеневшие в лучах солнца, лежали теперь на земле, сломанные и растоптанные. Казалось, над полем пронесся тайфун. Но ребятам и этого показалось мало. Димка принялся таскать на поле хворост, чтобы сжечь это место дотла. И хотя вовсе не следовало этого делать, чтобы не разбудить старика, но Шурка поджег сухие ветки, и ребята отбежали в сторону — посмотреть, как будут гореть маки.

Белый дым пополз по сырым стеблям, прижимаясь к ним, обволакивая их. Желтенькое пламя пробежало, точно торопясь куда-то, пропало, появилось в другом месте, выглянуло сразу в нескольких местах. Его языки протянулись друг к другу и затанцевали на маках, пробираясь повсюду. Маки шипели, трещали, корчились, словно пытаясь встать. С глухим шипеньем лопались зелено-желтые коробочки.

Вдруг из фанзы послышался сухой кашель. Ребята опрометью бросились в кусты. Старик, позевывая и почесываясь, вышел из фанзы. Прищурившись, он посмотрел на солнце и, прикрыв глаза рукой, перевел взгляд на поле.