Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта (Художник Г. Алимов)

— Стреляют! — сказал моряк. — Молодец наш капитан — даже в таком тумане провел пароход куда надо.

— А кто стреляет? — встревоженно спросил отец Димки.

— Жители стреляют, чтобы место указать, куда наш кунгас должен идти на выгрузку. Тут ведь не везде можно выгрузиться.

С корабля спустили кунгас. И Димка с отцом по штормтрапу стали сходить вниз.

Димка судорожно вцепился в руку отца. Но и тот держался неуверенно. Подкидываемый волною, кунгас толкался в конец трапа, трап вздрагивал; веревки, на которых он держался, тоже трепетали.

Впрочем, все это, очевидно, казалось страшным только Димке, потому что один матрос подбодрил его:

— Не бойся, парень, не жмурься! Дальше воды не упадешь.

Кунгас отвалил от «Алеута», и сразу тот пропал из виду.

С берега время от времени доносились выстрелы. Потом их заглушил ровный грозный гул. Димка шепотом спросил у отца:

— Это что такое?

— Это бар, — ответил помощник капитана и пояснил: — Прибой, идущий в устье реки. Он поднимает большие волны.

Скоро стал виден берег; на нем горели костры, суетились люди, что-то крича. Высаживаться можно было сразу на землю, но сбоку била высокая волна, и брызги от нее залили вещи и пассажиров. Димка вымок до нитки.

На берегу к ним подошел приземистый широкоплечий человек и, пристально вглядываясь сквозь сумрак в лицо отца, спросил:

— Вы новый лесничий будете?

— Да, — ответил отец.

— Я объездчик. Пундык Савелий Петрович. Будем знакомы!

Он протянул свою широкую ладонь, в которой совсем потерялась рука нового лесничего, и предложил проводить начальника до его квартиры в поселке.

Подхватив пожитки, Димка с отцом пошли, куда указывал объездчик.

Дорога, была скверная. Димка то и дело спотыкался о какие-то коряги и пни, валявшиеся вокруг.

— Дорог у нас тут нету, — сказал объездчик. — Место глухое, таежное…

У Димки сжалось сердце. И пароход, который за десять дней пути надоел ему, теперь показался родным домом. Захотелось обратно на пароход.

Но, обернувшись назад, Димка уже не увидел ни «Алеута», ни бухты — только один туман, в котором по-прежнему ровно и грозно ревел невидимый бар.

Димке не понравилось новое место. Гористый берег был загроможден валежником, нанесенным прибоем. По берегу реки Тихой в беспорядке раскинулись бревенчатые избы, потемневшие от ветров и дождей.

Димке с отцом пришлось жить в одной из таких изб. Правда, внутри было чисто и уютно. Но сразу же за плетнем, который окружал двор, начиналась тайга. Громадные лиственницы вперемежку с кедрами карабкались на сопку. Их крепкие корни вылезали из земли. Они цепко хватали каменистую почву.

Взбираясь все выше и выше, деревья все теснее жались друг к другу. В глубине они сливались в сплошную стену. Димке думалось, что через эту стену никто — ни зверь, ни человек — не проберется.

По ночам прилетавший с севера ветер раскачивал деревья и выл на разные голоса.

В первые дни Димка не отваживался уходить далеко от дома. Погода стояла скверная. Ветер рвал туман, но был не в силах одолеть его. Где-то в вышине солнце старалось пробраться через его мглистую пелену, маяча мутным светлым пятном.

И однажды оно разыскало какую-то лазейку, протянуло в нее свои лучи и раздвинуло в тумане окна. Ветер, наконец, оторвал туман от земли, разметал в клочья, и они растаяли в теплом воздухе.

В этот день отец подарил Димке охотничий винчестер. Он обещал объяснить сыну, как надо обращаться с ружьем, но забыл. А Димка не стал дожидаться, пока отец вспомнит. Он захватил винчестер, заряженный отцом, и отправился на охоту.

Облитая ярким солнцем бухта, река и поселок теперь казались Димке другими. Он с удивлением глядел вокруг.

Деревню окружали сопки. Их склоны, обращенные к реке, густо заросли травой, кустарником и лесом. Теперь, когда солнце осветило их, они переливались всеми оттенками зеленого и синего. Тут были и темно-зеленые сосны, и голубоватые кедры, и светло-зеленые березы.

Никогда не приходилось Димке видеть такой чащи. Сквозь густую траву с трудом продирались ноги. В ней стрекотали кузнечики. Ожили и замелькали стрекозы, сверкая своими прозрачными крыльями. Прогудела мимо пчела, села на цветок, раздвинула лапками тычинки, сложила крылышки, и Димке было видно только ее полосатое брюшко. Оно то светлело, то темнело: пчела, собирая цветочную пыльцу, ровно дышала.

Удивительно было в лесу!

Веками стоявшие деревья росли каждое по-своему. Вот совсем круглое, как шар. Кажется, тронь только его — покатится. А рядом — прямое, словно египетский обелиск, какие Димке приходилось видеть на картинках. Пролетов между ветвями почти не было видно, так густо они сплелись. Димка нырял туда, точно в пещеру. Он шел, не чуя под собою ног, оглядываясь и рассматривая диковинную заросль.

Тайга! Так вот она какая!

Дни помчались быстро.

В эту весну целый мир открылся перед Димкой. Он раньше много читал и любил книги о приключениях и путешествиях. Но теперь предметы, и тайга, и река, которые он видел каждый день, казались ему ничуть не хуже, даже интересней, чем в книгах.

Однажды Шурка посадил его на ороченскую оморочку — узенькую, долбленную из тополя лодочку, такую маленькую, что она казалась игрушечной. Легкая, с одним веслом, она слушалась малейшего движения Шурки.

Как приятно, должно быть, сидеть в ней одному и плыть между деревьями по лесной реке!

Проехав несколько раз с новым приятелем, Шурка предложил и Димке поездить одному в оморочке. Димка охотно согласился. Но каково же было его удивление, когда он немедленно опрокинулся в воду, стоило ему только сесть на место Шурки! Пока он, отряхиваясь от воды, вылез на берег, Шурка хохотал, захлебываясь от смеха. Димка нахмурился:

— Нарочно подстроил?

Шурка перестал смеяться:

— Не нарочно, а ты, когда садился, на один борт оперся.

— Ну и что?

— А то, что в эту лодку так садиться нельзя: опираться надо сразу на оба борта.

Но прошло несколько дней, и Димка научился гонять оморочку так хорошо, что даже сдержанный на похвалы Шурка сказал ему:

— Да ты, брат, теперь совсем по-таежному!

Димке было очень приятно слышать это.

Теперь ребята предпринимали на оморочках длинные прогулки. У речки Тихой оказалось много проток — то тенистых от нависших над водой деревьев, то светлых, со сверкающими песчаными берегами, то таких быстрых, что против течения было трудно грести. Иногда на самой широкой и глубокой из проток ребята натыкались на каменистые перекаты: тогда оморочку приходилось перетаскивать через них волоком. А то вдруг сразу после илистой мели протока разливалась широким озером с чистой, прозрачной водой.