Мэтт Хейг - Мальчик по имени Рождество

– Я есть радостный, что я тролль, а не че-ло-век, – сказал Себастиан, со вздохом качая головой. – И что я – не ты. А то ты завтра умереть.

Николас постарался не обращать внимания на угрозы тролля. Хотя взгляд его нет-нет, а натыкался на громадные, покрытые шишками лапищи, которые могли одним движением свернуть ему шею. Вместо этого мальчик повернулся к пикси. Её он тоже слегка побаивался, но знал, что страх – плохой помощник. Ещё Николас знал, что если он хочет услышать ответы на свои вопросы, то места лучше этой камеры не найти.

– Если я тебя кое о чём спрошу, ты же не сможешь соврать?

Пикси с готовностью кивнула.

– Я же Пикси Правды.

– Конечно. Ладно. Хорошо. Так, дай-ка подумать… Ты не знаешь, мой отец жив? Он, само собой, человек, и его зовут Джоэл.

– Какой ещё Джоэл?

– Джоэл Дровосек.

– Х-м-м-м… Джоэл Дровосек. Нет, я такого не знаю, – ответила Пикси Правды.

– А что насчёт Малыша Кипа?

– Малыш Кип! Эльфёнок из деревни. О нём я слышала. Про него печатали в «Ежеснежнике». Это газета эльфов, но некоторые пикси с Лесистых холмов любят её почитывать – вдруг попадутся новости об эльфах, которые наелись разрыв-травы, – пикси хищно сверкнула глазами. – А, и рецепты! Ещё там бывают рецепты. Ну и всякие слухи и сплетни.

– У Малыша Кипа взорвалась голова?

– Нет же! Его похитили.

– Похитили?

– Только не пикси и не тролли. Если бы его похитили пикси, или тролли, или даже гномы, эльфы вряд ли бы подняли столько шуму. Но его похитили люди.

Николасу вдруг стало холодно.

– Какие люди?

– Не знаю, – пожала плечами пикси. – Их было несколько. Они пришли сорок одну ночь назад. И все были им очень рады. Водоль приказал в честь гостей устроить пир в Главном зале. Им предложили остаться, сколько они захотят, но посреди ночи люди похитили эльфёнка и увезли его на санках ещё до того, как взошло солнце.

Сердце Николаса пропустило удар.

– На санках?

Ужас пробрал его до костей. Он словно падал в пропасть, хотя стоял на месте, и каменный пол под его ногами даже не думал дрожать. Николас стянул с головы отцовский колпак и уставился на него. Мысль о том, что его хочет убить тролль – или что он до конца своих дней может просидеть в эльфийской тюрьме, – была далеко не такой страшной, как мысль о том, что отец участвовал в похищении Малыша Кипа. Николас не хотел произносить это вслух, но теперь он знал, что случилось, – и хотел исправить содеянное отцом.

Он хотел всё исправить.

Николас запрокинул голову и посмотрел на крошечную дыру в потолке.

– Пикси Правды, зачем нужна эта дырка?

– Понимаешь, прежде эта башня не была тюрьмой. При Матушке Плющ её называли Гостеприимной.

– Знаю. Отец Водоль мне рассказал.

– Эльфы всегда были народом радушным. В башне сидели приветливые эльфы, готовые напоить сливовым вином любого, кто посетит их деревню. Никто, правда, сюда не заглядывал, но они оставались верны традициям. В этой комнате находился очаг. Эльфы разжигали огонь, чтобы дым был виден на мили окрест, и те, кто верит в эльфов, пикси и волшебство, могли найти сюда дорогу.

– Мне нравится дым, – задумчиво пробасил Себастиан.

– И отверстие в потолке, – сказала Пикси Правды, – это на самом деле…

– Дымоход? – закончил за неё Николас.

– Именно.

Николас снова уставился на тёмную дыру. Если он вытянет руку и подпрыгнет, то, скорее всего, до неё достанет. Но убежать таким путём не получится. Отверстие было слишком узким. Даже Пикси Правды не смогла бы в него протиснуться.

Но что там говорил Отец Топо?

– Невозможность – это всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел, – повторил Николас вслух.

– И то правда! – откликнулась пикси.

Себастиан снова завалился на койку и захрапел. Храп его напоминал рычание мотоцикла, но мотоциклы к тому времени ещё не изобрели, так что сравнивать Николасу было не с чем. Пикси Правды вскоре тоже задремала. Поскольку единственную кровать в камере занял тролль, пикси пришлось свернуться калачиком на полу. Во сне она крепко сжимала в кулачке листок разрыв-травы. Николас тоже был не прочь прикорнуть – ни разу в жизни он не чувствовал себя таким усталым. Даже в канун Рождества, когда никак не мог уснуть от радостного предвкушения. Мальчик знал, что должен отдохнуть, но по-прежнему не доверял Пикси Правды. Поэтому он сел, привалившись спиной к холодной закопчённой стене, и уставился на дымоход. Между всхрапываниями Себастиана он слышал, как за толстой деревянной дверью приглушённо переговариваются стражники.

Ему обязательно нужно отсюда выбраться. И не только потому, что пикси и тролль не скрывали намерений его прикончить. Нет. Он должен сбежать и найти отца. Николас почему-то не сомневался, что отец до сих пор жив и, скорее всего, вместе с теми, кто похитил Малыша Кипа. Должно быть, произошло недоразумение. Его отец – хороший человек.

И Николас обязательно его найдёт.

И вернёт Малыша Кипа в деревню.

Он всё исправит. Только вот как?

Николас вспомнил день, когда погибла мама. Как она убегала от бурого медведя и забралась в колодец, чтобы спастись. Как схватилась за колодезную цепь – и не удержалась. До Николаса, который успел укрыться в их ветхом домишке, долетел лишь её отчаянный крик.

В тот день – и в дни, которые последовали за ним (а их набралось ни много ни мало одна тысяча девяносто восемь), – Николас искренне верил, что дальше будет только хуже. Что он обречён просыпаться в слезах до конца своей жизни, виня себя за то, что бросил маму, пусть он и думал, что она бежит за ним.

Каждую ночь Николас молился, чтобы она вернулась.

А Джоэл продолжал твердить, как мальчик похож на свою мать. Но Николас не был таким румяным, поэтому иногда натирал щёки клюквой и гляделся в озеро. И тогда ему чудилось, что там, в мутной воде, не его отражение, но мама смотрит на него будто из сна.

– Знаешь, папа, – сказал он однажды, наблюдая, как отец рубит дерево, – слёз, которые я наплакал, хватило бы, чтобы наполнить этот колодец.

– Мама бы очень огорчилась, что ты плачешь. Она бы хотела, чтобы ты был счастливым. И весёлым. Она была самым счастливым человеком, кого мне доводилось встречать.

На следующее утро Николас проснулся – и не заплакал. Он решил, что не проронит больше ни слезинки. И ставший уже привычным кошмар о том, как мама падает, падает, падает в колодец, почему-то перестал его мучить. Тогда Николас понял, что в мире может случиться всякое, даже самое страшное и ужасное, но жизнь будет идти своим чередом. И мальчик пообещал себе, что когда вырастет, постарается быть похожим на мать. Он станет таким же ярким, добрым и полным счастья.