Юрий Вийра - Мой папа – Мюнхгаузен (сборник)

Короче, отправились они с отцом выручать последнего мамонта.

– Папа, у них что, машина времени была?

– Не знаю. Ольга Анатольевна тоже об этом спросила, но Пашка пропустил её вопрос мимо ушей и стал рассказывать дальше: «Добрались до места. Кругом, куда ни глянь, каменный век. Смотрим, гора каменная, а в горе пещера. Слышим, из пещеры доносится какое-то завывание. Мы решили, что это стонет раненый мамонт. Залезли в пещеру. Идём, фонариком по стенам водим, а там везде мамонты нарисованы. Вдруг видим – художник стоит, ну прямо как современный: с бородой, в меховой жилетке, в штанах, заляпанных краской, и босиком. У нас есть сосед-художник по фамилии Косынкин. Он тоже дома босиком ходит и поёт, как раненый мамонт, когда за мольбертом стоит.

Папа спросил у древнего художника:

– Малюете?

Тот кивнул:

– Ну.

А он на стене очередного мамонта красками раскрашивал.

Мы быстренько объяснили художнику ситуацию: мол, последний на Земле мамонт, надо спасать. Он сразу всё понял и рассказал, где этот мамонт обычно пасётся.

Мы – туда. Нашли мамонта и потащили его в Московский зоопарк: я за бивни тянул, отец сзади толкал. Совсем упарились, у меня до сих пор руки еле сгибаются. Пашка показал, как у него руки плохо сгибаются, и простонал: «Ой-ой!»

Привели они мамонта в зоопарк, а там принимать не хотят: «Вы сначала помойте зверя – вдруг у него инфекция!» А вид у мамонта был действительно довольно неопрятный, особенно причёска. Видно, что он очень редко причёсывался, хотя в кармашке его школьного рюкзака лежат зеркальце и расчёска…

– Папа, можешь не продолжать! Я каждый день перед уроками причёсываюсь. Сегодня, правда, не успела – я же опоздала. Кстати, из-за тебя. Почему разбудил так поздно?!

– Папа, ты не будешь меня ругать?

– А что случилось? Опять тройка по математике?

– Да. Но это же несправедливо, правда?

– Правда, не расстраивайся. Сколько раз я тебе говорил: «Учимся не ради отметок…» Математику ты знаешь на твёрдую четвёрку, а то, что математичка привыкла ставить тебе тройки… Ну что поделаешь? Кстати, в пятом классе у меня по всем предметам были двойки да колы.

– За четверть?

– И за четверть, и за год.

– Как же тебя перевели в шестой класс?

– Я сам перевелся. Вернулся в конце лета из Германии и пошёл с сентября в шестой класс.

– Так ты проучился пятый класс в Германии?

– Да.

– А как ты там оказался?

– Катался на велосипеде и заехал. Если посмотришь на карту, то увидишь, что мы живём на Среднерусской возвышенности. А дальше, в сторону Западной Европы, начинаются равнины. Вот я и разогнался на велосипеде с возвышенности – и примчался в Германию.

– А разве можно сразу примчаться в Германию? По-моему, перед Германией находится Польша.

– Находится. Но я же сказал: «разогнался»! Через Польшу промчался со скоростью ветра, который дул мне в спину.

– А куда смотрели пограничники?

– Не знаю. Я их не видел – на границе я зажмурился. И оказался в Берлине. А там меня остановил полицейский и отвёл в школу.

– Почему он так сделал?

– Немцы любят порядок. А тут пятиклассник в самое школьное время по улицам на велосипеде раскатывает. Непорядок!

– Но ты ему объяснил, что ты из Москвы?

– Объяснил. А он говорит: «Может, у вас в Москве дети и катаются в это время по улицам, а у нас все дети учатся». И отвёл в ближайшую школу.

– Теперь я понимаю, почему ты учился на одни двойки. Ты же по-немецки ни бум-бум.

– А мне повезло: школа оказалась «русская», с углублённым изучением русского языка – там все предметы преподавали по-русски. Между прочим, двойка в немецких школах – это наша четвёрка. У них же всё наоборот: самая высокая оценка – единица, самая низкая – шестёрка. И немцы с гордостью говорят: «Мой сын – круглый двоечник!» или «У моей дочери по труду кол!».

– И ты целый год прожил за границей без родителей?

– Почему без родителей? С отцом. Мы же с ним вместе на велосипедах катались. Меня полицейский отправил в школу, а его – на работу. Отец обозвал полицейского артистом, а немец неправильно понял и отвёл его на киностудию: «Битте, герр артист, арбайтен!» Пришлось папаше сниматься в кино. По-немецки он не говорил и поэтому играл разных русских генералов. Например, в одной комедии он изображал генерала из Военной академии. Язык отец так и не выучил, зато научился лихо водить машину: в генеральской форме гонял на «мерседесе» по Берлину, и немецкие гаишники отдавали ему честь. Потом мы вернулись в Москву, и я пошёл записываться в шестой «Б» класс – я всегда учился в «Б». Учительница как увидела мой табель, так руками замахала: «Пожалуйста, иди в „А“! У меня своих двоечников хватает». Я перевёл ей грамоту, которую получил в немецкой школе «за хорошую учёбу и примерное поведение». Учительница фыркнула: «Двойка по поведению – ничего себе примерное!» Я рассказал про тамошние оценки. Учительница удивилась: «Как я могла об этом забыть?» – и с радостью записала меня в свой класс. А теперь спроси, как я учился в шестом классе.

– Как ты учился в шестом классе?

– Ой, лучше не спрашивай! Я увлёкся футболом и совсем забросил учёбу. В Германии у меня остался друг Михаэль, такой же фанат футбола, как и я. Мы с ним каждый день переписывались, а в конце недели менялись по почте дневниками: он показывал своему отцу мои двойки и тройки, а мой папа подписывал дневник с михаэльскими четвёрками и пятёрками. Однажды Михаэль получил шестёрку по математике, и наша хитрость раскрылась.

– Папа ругался?

– Разумеется. Так положено.

– И ты дрожал от страха, да? Как я сейчас: ой-ой-ой!

– Точно!

– Папа, меня Федя сегодня предал!

– Каким образом?

– Не дал списать на контрольной по математике. Пока я болела, они решали задачи в пять действий. Я ему сказала, что не умею такие задачи решать, а он: «Не дам списать – сама думай!»

– Задача была трудная?

– Не очень. Но почему он не мог помочь?!

– Не расстраивайся. Со мной такое тысячу раз случалось. Помню, у нас в третьем классе тоже была контрольная… Ты сколько дней в школу не ходила? Четыре. А я тогда провалялся в гриппе почти месяц. За это время одноклассники научились решать задачи в десять действий. Я к соседу: «Дай списать!» А он локтем отгородился и прошипел, как змея подколодная: «Не дам – сам решай!»

– И ты решил?

– Нет. Я же не был таким способным, как ты. Списал.