Астрид Линдгрен - Мы — на острове Сальткрока. Мадикен. Повести. Собр. соч. Т. 5 (Сборник)

— На елках зажглись мириады свечей!

Он свистел также и для Чёрвен, раз уж ей волей-неволей пришлось его слушать.

Пелле и не подозревал, что он наделал, сказав, что рождественского гнома нет. Детская вера Чёрвен в гнома с треском надломилась. Неужто гнома в самом деле нет? Чем ближе был сочельник, тем больше она волновалась. Может быть, Пелле и прав? Утром в сочельник, когда на завтрак ей дали кашу, она уже настолько отчаялась и перестала верить в гнома, что почти выбросила его из головы. Но от этого веселее ей не стало. Какой же теперь сочельник! Рождественского гнома не будет… и еще каша на завтрак! Она с отвращением отодвинула от себя тарелку.

— Поешь, оса ты этакая! — ласково сказала Мэрта. Она не понимала, почему у Чёрвен так потемнели глаза. — Такую кашу больше всего любит гном, — заверила она.

— Отдай ему и мою, — недовольно пробурчала Чёрвен. Она негодовала на этого гнома, которого вроде и не было, но который все-таки хотел, чтобы она ела его любимую кашу и шевелила ушами, и обижен но сказала: — Кашу есть, да верить в рождественского гнома, других дел по-твоему, у малышей нет?

Ниссе понял, что с ней что-то неладно. По лицу Чёрвен он почти всегда мог догадаться, когда с ней бывало неладно. Сейчас он тоже догадывался. И когда Чёрвен впилась в него глазами и напрямик спросила: есть на свете гномы или нет — он сразу понял, что сочельник будет ей не в радость, если он откровенно ответит: «Нет, они есть только в сказках!»

И тогда он показал ей старинный деревянный кашник, который принадлежал еще его бабушке. В рождественский вечер она доверху наполняла его кашей и ставила за угол дома для гнома.

— Что, если мы проделаем то же самое, — предложил Ниссе. — Давай положим твою кашу в кашник и оставим ее для гнома!

Чёрвен засияла так, будто внутри у нее зажглась рождественская свечка. Ясное дело, гномы есть, раз папина бабушка верила в них! Все-таки здорово, что гномы живут на свете и тайком крадутся за углом дома в сочельник! И хорошо еще, что они любят кашу, им можно будет сплавить свою. Снова все утряслось, и обо всем об этом она непременно расскажет Пелле.

Но встретились они, когда уже смеркалось и все сальткроковцы собрались на обледенелом причале столяровой усадьбы и смотрели, как сани гнома неслись сквозь густую пелену поземки. На облучке сидел самый взаправдашний гном и освещал дорогу факелом. Правда, сани и лошадь у него были янсоновы, но ведь гном может взять упряжку взаймы, когда ему надо привезти такую уйму подарков.

Даже Пелле онемел от удивления. Он таращил глаза, все теснее и теснее прижимаясь к отцу. Гном бросил на мостки два мешка с рождественскими подарками, один — для Мелькерсонов, другой — для Гранквистов. Получилось у него это ловко и проворно, как у матросов, когда те сбрасывают товары с парохода на пристань в шхерах. А потом сани скрылись в вечерней мгле.

Пелле стоял и раздумывал, как же все-таки получается с гномом. Но тут он заметил, как Юхан смеется и подмигивает Никласу, и чуть не рассердился. Уж они сразу и поверили, что он такой несмышленыш, которого можно так запросто провести! Но, как бы там ни было с гномом, до чего же весело стоять в темноте, слушать звон бубенчиков и видеть, как горящий факел постепенно исчезает в глубине фьорда. И в придачу получить целый мешок рождественских подарков!

Вообще в эти зимние дни Пелле было чудо как хорошо на Сальткроке! Малин наблюдала, как он расхаживает, сияя от счастья, и однажды вечером, когда они остались вдвоем на кухне, она спросила, чему он так радуется. Усевшись с ногами на диван, Пелле поразмышлял немного, а потом поделился с Малин своей радостью.

— Ну, например… — начал он.

…Выбраться из дома утром после ночного снегопада и помочь расчистить дорожку к колодцу и дровяному сараю от свежевыпавшего снега. Различать следы разных птиц на снегу. Привязывать рождественские ржавые снопы к яблоням, чтобы подкормить воробьев, снегирей и синиц. Иметь рождественскую елку, за которой сам же вместе с другими ездил в лес. Возвратиться в сумерках в Столярову усадьбу после долгой прогулки на лыжах, стряхнуть снег на крыльце, войти в дом и увидеть, как дружно горят дрова в плите и как уютно в кухне от ярких отблесков огня. Проснуться утром, когда за окном еще темно и папа разводит огонь в печке. Лежать в постели и смотреть, как в печке разгорается пламя… Идти вечером навстречу ветру и немножко бояться темноты, ну только самую малость! Кататься на финских санках по льду до самого канала и тоже самую малость бояться. Сидеть, как сейчас, на кухне и болтать с Малин, есть булочки с марципанами, пить молоко и ничего не бояться. Да, еще забраться в телячий загон в хлеву Янсона и по душам беседовать с Йокке, уж это, пожалуй, самое веселое!

— А ты, слыхала, что нынче ночью лиса снова утащила курицу у Янсона? — спросил он Малин.

Пелле побаивался этой лисицы. Два вечера подряд она крала кур у Янсона, а кто крадет кур, может украсть и кролика, и эта кошмарная мысль мучила Пелле. Лиса куда хочешь заберется. Ясно, это она съела рождественскую кашу Чёрвен, хотя та думает, что кашу съел гном.

— А что думает об этом Малин? — спросил Пелле.

— Может, лиса, а может, гном, — ответила Малин.

Пелле в тот вечер долго не мог заснуть, боясь за своего кролика. Правда, кролик жил в телячьем загоне, но лисицы страшно хитрые, кто знает, как они поведут себя, когда проголодаются и пойдут охотиться на курицу или кролика.

«Лисиц надо убивать», — подумал Пелле. Никогда раньше он не был таким кровожадным, а вот теперь, лежа в постели, он представлял себе, как лиса вылезает из норы на выгоне и крадется по снегу к янсонову хлеву. Пелле даже вспотел от страха и беспокойно ворочался всю ночь во сне.

На следующее утро он случайно встретил Бьёрна, который возвращался из леса с только что подстреленным зайцем. Пелле зажмурился, чтобы не видеть… бедный зайчик. И почему только Бьёрн не подстрелил вместо него эту дурную лису? Да и дядя Янсон был бы рад. Бьёрн согласился с мальчиком, когда услыхал, как обстоят дела.

— Мы, пожалуй, прихлопнем эту плутовку. Передай Янсону, я постараюсь это сделать нынче же ночью.

— Когда мы пойдем на охоту? — загорелся Пелле.

— Мы? — переспросил Бьёрн. — Ты никуда не пойдешь, а будешь лежать дома в постели и спать.

— И не подумаю, — ответил Пелле.

Но это он сказал уже не Бьёрну, а немного погодя Йокке, беседы с которым доставляли ему несказанное удовольствие еще и потому, что кролик никогда ему не возражал:

— Не бойся, если услышишь ночью пальбу, — говорил Пелле. Я буду с тобой, можешь не сомневаться.

И Пелле сдержал свое слово, хотя ему пришлось изрядно постараться, чтобы не нарушить обещания, данного Йокке. Он долго-долго лежал в постели и боролся со сном, моргая глазами, пока не уснули братья. А как осторожно он крался, чтобы пробраться через кухню на улицу, в то время… как папа и Малин сидели у камина в общей комнате и дверь на кухню была открыта. Просто невероятно, что они не услышали его шагов.