Вячеслав Имшенецкий - Подмена

— Цыц! — дед топнул разбитым сапогом. — Как звать-то вас?

— Таня Котельникова и Петр Жмыхин.

— Молодец! — похвалил капитан. — По уставу отвечаешь. — Он вынул из кармана карандаш с металлическим наконечником и приказал:

— Младший матрос Любка, — неси судовой журнал,

— Счас.

Младший матрос Любка Часовитина принесла тетрадь в коленкоровом переплете. Тетрадь была настолько замусоленная, что страницы уже не шелестели, а перекладывались, как мягкие тряпочки. Федор Иванович отыскал нужную страницу и записал: «Приняты на баржу «Таежница» младшими матросами Петр Жмыхин и Татьяна Котельникова».

— А теперь слушайте мою команду. Судно наше из дерева, и все тут деревянное, поэтому с огнем обращайтесь осторожно. И еще: что везем, куда путь держим — никому ни слова.

— Понятно, товарищ капитан!

Таня покосилась на команду. Любина мама заплетала себе косы и посматривала на Петьку. Любка, балуясь, скашивала глаза к носу и терла одну босую ногу о другую. Капитан встал в боевую позу:

— Судно, повторяю, деревянное, а дисциплина у меня железная. Я тебе, Любка, пофыркаю.

Любка мгновенно сделала невинное лицо.

Федор Иванович вынул из кармана большие часы, открыл медную крышку:

— Через десять-пятнадцать минут мы поднимаем якорь, то есть отчаливаем. А пока можете быть свободными. — Он захлопнул крышку часов и пошел в свою капитанскую будку.

Любкина мама загорелой ладошкой коснулась Таниного плеча:

— Вы, ребята, на деда не обижайтесь, он любит пофасонить. Но человек он сердечный, малого и слабого в обиду не даст. Меня зовут Нина, тетя Нина, а фамилия Часовитина.

Из дверей каюты выглянула Любка:

— Эй, команда, уха остывает.

Солдатскую шинель Петька положил на люк трюма, а с вещевым мешком спустился в кубрик. И оторопел: чистота, сверкающие белой краской переборки, фонарь под потолком, начищенный до блеска, яркая клеенка на столе, в углу крохотная железная печка, покрытая белыми кафельными плитками.

— Петька, — сказала тетя Нина, — зачем мешок сюда прешь, на палубе его никто не возьмет.

— Я знаю, — спокойно ответил Петька. — Но там гостинцы к чаю, пирожки, пряники и конфеты.

Любка посмотрела на раздутые бока вещмешка и заерзала. Развязывать мешок Федор Иванович не разрешил:

— Поедим сначала ухи, а потом уж сладкое.

Тетя Нина разливала уху по алюминиевым мискам, а Федор Иванович принимал их и расставлял на столе.

Было двенадцать ноль-ноль, когда «Таежница» снялась с якоря. Или попросту говоря, когда тетя Нина отвязала толстую веревку от столбика. Судно, подхваченное течением, поплыло вниз. Тетя Нина опустилась в машинное отделение, и вскоре затарахтел мотор, баржа пошла на фарватер реки. С правого берега из громкоговорителя, прикрепленного на водонапорной башне, вдруг донеслись слова: «Сегодня войска фашистской Германии полностью и безоговорочно капитулировали… С Днем Победы, дорогие соотечественники». Грянул гимн. В голубом небе блеснула тройка самолетов. Они прошли над городом в боевом развороте, четко выполнили вираж и появились над рекой со стороны солнца. Выбросили парашютистов. Словно ромашки на синем лугу, в небе расцвели парашюты.

Федор Иванович разрешил Любке принести бинокль. Команда «Таежницы» по очереди всматривалась в правый, берег. По улице шли демонстранты. Развивались знамена. Блестели трубы духовых оркестров. Шагали колонны пионеров. Ударил артиллерийский залп. Вместе с эхом по реке покатилось «ура!».

— Любка! — закричал Федор Иванович. — Тащи свой пионерский галстук и быстро его на мачту.

— Есть! — звонко ответила Любка.

По правому борту плыл ликующий город. Над «Таежницей» от встречного ветра щелкал на мачте Любкин галстук.

По обеим сторонам баржи уже давно шли скалистые горы. Маленькие островки, заросшие кустарником, походили на ежей, плывущих навстречу «Таежнице». Когда появились волны, Любка, зная свои обязанности, забралась на крышу капитанской рубки, села в привинченный белый ящик, ладонью прикрыв глаза от солнца, пристально смотрела вперед.

Мотор баржи работал с тяжким придыханием. Ветер относил струю дыма далеко за корму. Кричали чайки, выхватывая из воды оглушенных винтом рыбок. Старый капитан, широко расставив ноги, работал штурвалом. «Таежница», кренясь на поворотах, обходила острова. Холодные брызги летели в лицо.

Когда судно водой выдавливало из главного русла и несло к скалам, Федор Иванович кричал в переговорную трубку: «Нина, полный вперед». И сразу же тяжкое придыхание двигателя сменялось клокочущим ревом. Дрожа корпусом, баржа снова входила в главное русло. Ошалело кудахтал в курятнике петух.

— Вижу пороги, — закричала сверху Любка.

— Малый ход, — приказал Федор Иванович.

Палуба перестала дрожать. Петька увидел пороги.

Словно живые шевелились на порогах сугробы белой пены. Бешеный рев воды содрогал берега. Посредине реки Петька заметил узкий проран. Вода в нем клокотала, как в котле. Туда и направил Федор Иванович свой старый корабль.

— Держись, Любка!

— …жусь, — донеслось сверху.

Баржа закивала носом. Затем встала боком к течению реки. Ладони у Петьки вспотели. Но напрасно беспокоился младший матрос Жмыхин. Тяжелый холм воды ударил баржу по левой скуле и развернул ее носом вперед. Она ринулась в проран и понеслась на скалу. Федор Иванович прокрутил штурвал в левую сторону до отказа.

— Рынду — три удара, — приказал капитан.

Петька не понял. Тогда дед Федор положил Петькины руки на штурвал:

— Так держать! — и выскочил из рубки.

Деревянное колесо Петька придавил всем телом. Бум-бум-бум! — послышался за стенкой колокольный звон. Здесь, в узкой горловине реки, сигнал подавался обязательно, чтоб вылетевшая из-за поворота моторная лодка не врезалась в судно. Бум-бум! Будь осторожен!

Горловину прошли удачно. Теперь река изменилась — стала широкой и спокойной. И отражала закатное солнце, как ровное зеркало.

— Впередсмотрящий, Любка, доложи обстановку! — приказал капитан.

— Фарватер чист. Скоро будет распадок Крестовый.

— Любка, доложи глубину! — Федор Иванович подмигнул Петьке.

— Глубину ты сам знаешь, — донеслось сверху.

— Отвечай по уставу, когда спрашивает капитан!

Любка что-то проворчала и, наклонившись, крикнула в самое окно:

— Глубина, товарищ капитан, таз!

Петька не понял, почему глубина обозначается словом «таз». Федор Иванович лукаво улыбнулся:

— Спросишь потом у Любки.

— Петька, — попросила тетя Нина, когда он спустился к машине, — нам с Таней наверх надо сбегать. А ты, если скомандуют «Стоп, машина!», рычаг потянешь на себя до отказа. Смотри сюда! — Тетя Нина тряпочкой протерла медную планку с надписями «малый ход», «средний ход» и «холостой ход».