Галина Гордиенко - Хозяйка ночи

Мишу больно швыряет по салону. Машину он чувствует всем телом: переднее кресло, потолок, задние кресла, потолок, пол, правая дверца, кажется, пол, теперь – левая, снег, значит, он уже на улице…

Рядом ожесточенно матерится пожилой водитель, испуганно вскрикивает и тут же замолкает Гуля…

Вот Миша бросается к лежащей на газоне девочке, ее выбросило через разбитое переднее стекло. Гуля без сознания, лицо ее в крови, и на снегу кровь, она такого же цвета, как Гулина куртка.

У Миши кружится голова. Почему-то кажется, он это уже видел.

Миша словно сквозь вату слышит, как ругается шофер такси, как невнятно пытается оправдаться водитель черного джипа. Рядом встревоженно гудят люди. Кто-то вызывает милицию и «Скорую помощь», она приезжает удивительно быстро.

Мишу осматривает врач, шофер такси отбивается от кого-то в белом халате. Кричит, что на нем ни царапины, и грозится кого-то «засудить»…

Вот они едут на «Скорой помощи», над Гулей суетится врач. Мише шепотом поясняют – он в рубашке родился, отделался синяками и легким испугом, всего лишь. Да и девчонка вроде бы удачно упала, кости целы. Головой, правда, сильно ударилась, но может, все ограничится сотрясением мозга.

– А кровь? – хрипит Миша, не узнавая своего голоса. – Столько крови на снегу…

– Несколько ссадин – не страшно, – небрежно успокаивает его женщина в белом халате. – Просто порезы на голове и лице сильно кровоточат.

– Порезы?!

– Даже шрамов не останется. Разве что на лбу, у самых волос, там кожа прилично рассечена, швы придется накладывать…

Миша вспоминает про Гулину ногу и пытается объяснить врачам, что девчонку везли на такси в травмпункт, так что Гуле и снимок ноги нужно сделать. Вот, правда, правой или левой, Миша не помнил.

– Лучше бы вы в школу похромали, – в сердцах сказал ему врач «Скорой помощи». – Целее бы были!

Вот Миша сидит где-то в больничном коридоре, его только что покормили в столовой. Перед этим его осматривали, на всякий случай сделали рентген, проверяя, целы ли ребра.

Мише повезло, он в полном порядке. Правда, ему вкололи какие-то уколы и заставили проглотить таблетки – мол, «посттравматический шок».

Потом его пытались на «Скорой помощи» отправить домой, но Миша категорически отказался. Сказал – подождет, ему нужно знать, что с Гулей. Врачи настаивать не стали, но велели позвонить родителям.

Миша выбрал папу. И заставил врачей подтвердить по телефону, что он здоров. Подождет, пока осмотрят Гулю, и сразу же домой.

Папа не мама, обошлось без истерики. Только и сказал, что через полчаса сам за ним заедет – никакой «Скорой помощи».

Вот, молоденькая медсестра говорит Мише, что он может зайти в палату, девочка зовет.

Успокаивает: у Гули обычное сотрясение мозга, ничего серьезного. Но придется на недельку задержаться в больнице, так положено. И швы девочке уже наложили, очень аккуратные швы, у самых волос.

Вот Гулина рука в его, Мишкиной. Тонкие смуглые пальцы кажутся слабыми и хрупкими, Бекмуратову жалко до слез, до боли в груди.

Девчонку подташнивает, но она улыбается. И шепчет:

– Видишь, я права. Хозяйка ночи существует, а Анка все-таки прокляла меня. Представляешь, по ошибке!

Не выкладывала она, Гуля, никаких писем на сайте и не рисовала карикатур. Почему сумасшедшая Анка все свалила на нее, кто знает…

Вот Миша пытается расспросить девчонку. И Гуля вяло рассказывает о глупой шутке, почему-то взбесившей Курбанову. Об обледеневшей волшебной палочке и Анкиной встрече в парке с дамой в черных одеждах.

Гуля говорила все тише и тише, на лбу выступила испарина, она сильно побледнела…

Мишу выставили из палаты и передали подъехавшему отцу, что называется, с рук на руки.

Сумасшедший день!

Только к десяти вечера мама оставила Мишу в покое. А то все расспрашивала об аварии, о Гуле, вдруг оказавшейся с ним вместе – интересно почему? Да что сказали врачи, а папе что они сказали, а Миша уверен, что они правы – все ограничилось этими ужасными синяками?

И мама в очередной раз рассматривала Мишины многострадальные ребра. И щекотно рисовала на них кривобокую решетку ватной палочкой, влажной от йода. И пыталась перетянуть Мишины ребра широкими бинтами – так, на всякий случай. А вдруг врачи не разглядели на рентгеновских снимках какой-нибудь опасной трещины?

Оказавшись, наконец, в своей комнате, Миша плотно прикрыл за собой дверь. Включил компьютер и вышел на школьный сайт. Ему хотелось посмотреть запись о плюшевом медведе. Если верить Гульке, именно из-за нее все началось. Да, и из-за карикатуры.

А раз не Гулька ее сделала, тогда кто? Наверняка кто-то из класса. И, понятно, не мальчишка. Ни одному из парней не придут в голову такие глупости.

Запись Миша прочел трижды, пытаясь понять, что в ней цепляет его. Какая-то неуловимая шероховатость, что-то знакомое…

Или кажется?

«…Нам уже по четырнадцать, некоторым даже пятнадцать. И паспорта у многих есть, значит, мы взрослые. Вот только не все! Знаю одну личность из нашего класса, которая едва выбралась из пеленок, потому что до сих пор играет в куклы, будто маленькая девочка. Или мальчик – в машинки, это без разницы, мы ведь ничем друг от друга не отличаемся, только физиологически, зато взрослеем одинаково вовремя. Кроме некоторых! И я даже скажу, кого имею в виду – это Анька Курбанова. Представляете, наша Анечка не только до сих пор играет в куклы, но и баиньки ложится в обнимку с плюшевым мишкой! Да еще и одеяльцем его укутывает перед сном, чтобы мишке плюшевый бочок не продуло. Ну, не смешно? Маленькая девочка Анечка среди 9 «А»!!! А вот и ее портретик – узнаете?(»

Миша невольно хмыкнул, рассматривая рисунок, больше похожий на карикатуру, – понятно, что Анька обиделась.

…Тощая нелепая девчонка с торчащими во все стороны волосами прижимала к себе медведя в детском подгузнике.

И в этой девчонке, несмотря на схематичность рисунка, что-то от Курбановой было. Трудно сразу сказать, что именно, но… было, да. Особенно если знать, что рисовали именно Аньку.

Зря Курбанова обиделась из-за этой шутки. В ней девчоночьего ехидства больше, чем ума. И все же, кто автор?

Не Гулька, естественно!

Миша за эти дни узнал ее достаточно хорошо, Бекмуратова не из тех, кто пакостит за спиной. В лицо она может сказать что угодно… да нет, пожалуй, не что угодно. Гулька никогда не обидит специально, она… ну, мама бы сказала – деликатна. И добра, да.

«С чего Анька на нее подумала? Ах да, вроде бы считала, что об ее тайнах знала только лучшая подруга. Гулька то есть. Тоже мне, нашла секрет – плюшевую игрушку! О любой девчонке такое напиши, в точку попадешь. Папа до сих пор маме иногда мягкие игрушки дарит. В их спальню заглянешь, запросто решишь – в семье малыши. Ну, раз на кровати плюшевые пылесборники, и на полке они же бережно рассажены… смешная мама!»